— Десяти дней будет достаточно, — сказал шейх.
— Я тоже так думаю, — отозвался я.
Мать же беспокоилась прежде всего за безопасность, но хозяин каравана дал ей ясно понять:
— Ни разу караван не подвергался нападению. Жители этих стран и на десятую долю не защищены так, как иностранцы.
Я начал готовиться к путешествию, спрашивая советов у своего учителя шейха Магаги. Одну поклажу я заполнил динарами, другую — одеждой, третью — прочими принадлежностями, среди которых были тетради, книги и карандаши. Я решил, что брак матери с шейхом должен быть заключен до того, как я отправлюсь в путь. Чтобы наш дом не оставался пустым, в него переехал шейх. Теперь, когда положение изменилось, я стал меньше переживать. Путешествие завладело моими мыслями, и впереди открылся бескрайний простор надежды…
Мать прощалась со мной, проливая горькие слезы и приговаривая:
— Аллах избавил нас от скитаний, а ты сам выбрал такую судьбу!
Про себя я сказал: как бы там ни было, оставляю тебя не одну. Шейх Магага проводил меня до площади на границе, которой мы достигли незадолго до рассвета. В свете факелов мы увидели караван. Все вокруг было объято темнотой, дышащей весенними ветрами, а над нами перемигивались неспящие звезды. Шейх прошептал мне на ухо:
— Не отставай от каравана бен Хамдиса.
Тотчас раздался крик караванщика:
— Выдвигаемся после утренней молитвы!
Караванщик заметил нас, пожал нам руки и обратился ко мне:
— Все твои спутники — купцы, ты единственный путешественник среди нас!
Это не обрадовало меня, но и не огорчило. Призыв на молитву пронесся над нашими головами, мы направились в мечеть около рынка и выстроились на последнюю совместную молитву, которую нам было дано совершить. Из мечети мы поспешили к каравану и заняли места рядом со своими поклажами. Караван начал движение, взяв быстрый темп, и сердце мое утонуло в грусти расставания. В глубине его возникли воспоминания о матери и Халиме, окутанные всепоглощающей тоской по Родине. В объятьях темноты я прошептал:
— Господи, благослови каждый мой шаг.
Темнота стала отступать, и на горизонте появились первые признаки долгожданного рассвета. Небо окрасилось радостно-красным, показался ободок солнечного диска, и свет разлился по бескрайней пустыне. Караван, казалось, совершал величественный танец по поверхности Земли. Тело мое слилось с ритмичными монотонными движениями в волнах струящегося света и скользящего ветра, с возрастающей жарой, обещающей превратиться в пекло, и с пейзажем, застывшим среди желтых песков и чистого голубого неба. От однообразия картины я ушел в себя, погрузился в неотступные воспоминания, горькие переживания и розовые мечты. У каждого источника воды мы делали остановку, чтобы поесть, совершить омовения и молитвы, пообщаться. Я познакомился с достойнейшими из моих спутников-купцов, которые непонимающим взглядом смотрели на единственного путешественника.
— Следую в страну Габаль! — похвалился я.
— Что это за страна? — пренебрежительно спросил один из них.
— Мы из страны ислама! — заметил с гордостью другой.
— Торговля — суть цивилизации, которую нам завещал Аллах, — отозвался третий.
— Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) занимался торговлей, — напомнил четвертый.
Я добавил, оправдываясь:
— А еще он был путешественником, покинувшим свой родной город!
Первый сказал:
— Ты растратишь свое состояние в странствиях и вернешься домой нищим.
Сдерживая гнев, я ответил:
— Тот, кто готов трудиться, не знает бедности.
Я уважал занятие торговлей, но вместе с тем глубоко верил, что жизнь — не только торговля, но и путешествие.
Наступили длинные и жаркие весенние дни, сменяемые холодными ночами. Впервые я увидел звезды такими величественными, волшебными, бесконечными. Осознал, что моя тоска по матери больше, чем я думал, а любовь к Халиме реальнее, чем день, ночь и звезды, и сильнее, чем тяга к неизведанному.
Мы шли уже почти месяц, когда вдалеке замаячили стены государства Машрик. Тогда аль-Кани бен Хамдис объявил:
— Разобьем лагерь у Голубого источника и в полночь войдем в город.
Мы готовились. На вечерней молитве я услышал, как кто-то прошептал:
