Авессалом, Авессалом! - страница 57

Шрифт

Интервал

Когда она делала покупки (в Джефферсоне к тому времени было уже двадцать лавок), она, не выходя из коляски, самоуверенно и любезно несла невозможнейшую дичь, повторяя пестрый набор бессмысленных фраз из сочиненной ею самой для себя роли странствующей герцогини, наделяющей бутафорскими бульонами и снадобьями необузданных безземельных поселян, - эта женщина, будь она достаточно стойкой, чтобы выдержать лишения и горе, и в самом деле могла бы стать звездою первой величины в роли прародительницы и, расположившись возле очага, горделиво вершить судьбами своего семейства, вместо того чтоб в свой последний час обратиться к младшей его представительнице с просьбою защитить остальных.

Often twice and sometimes three times a week the two of them came to town and into the house-the foolish unreal voluble preserved woman now six years absent from the world-the woman who had quitted home and kin on a flood of tears and in a shadowy miasmic region something like the bitter purlieus of Styx had produced two children and then rose like the swamp-hatched butterfly, unimpeded by weight of stomach and all the heavy organs of suffering and experience, into a perennial bright vacuum of arrested sun-and Judith, the young girl dreaming, not living, in her complete detachment and imperviousness to actuality almost like physical deafness.

Обычно два, а порою и три раза в неделю обе они приезжали в город и в дом мистера Колдфилда -глупая, болтливая, моложавая женщина-кукла, уже шесть лет живущая в мире, созданном ее воображением, женщина, что, уносимая потоком слез, покинула отчий дом и семью и в призрачных, дышащих миазмами краях наподобие скорбных берегов Стикса произвела на свет двоих детей, а затем, словно взращенная на болоте бабочка, не обремененная ни желудком, ни какими-либо иными тяжелыми органами жизненного опыта и страданья, взмыла в сверкающую пустоту, где навек остановилось солнце, - и Джудит, молодая девушка, что не жила, а грезила и чья полная отрешенность и отстраненность от действительности граничила с чисто физическою глухотой.

To them, Miss Rosa must not have been anything at all now: not the child who had been the object and victim of the vanished aunt's vindictive unflagging care and attention, and not even the woman which her office as housekeeper would indicate, and certainly not the factual aunt herself.	Для них мисс Роза теперь, наверное, вообще ничего не значила ни как девочка - предмет и жертва неусыпной мстительной заботы и внимания сбежавшей тетки, ни даже как женщина, выполняющая обязанности домоправительницы, и уж, во всяком случае, как настоящая родная тетка.
And it would be hard to say which of the two, sister or niece, was the most unreal to Miss Rosa in turn-the adult who had escaped reality into a bland region peopled by dolls, or the young girl who slept waking in some suspension so completely physical as to resemble the state before birth and as far removed from reality's other extreme as Ellen was from hers, driving up to the house twice and three times a week, and one time, in the summer when Judith was seventeen, stopping in on their way overland to Memphis to buy Judith clothes; yes: a trousseau..	И было бы трудно сказать, которая из двух -сестра или племянница - в свою очередь казалась мисс Розе более нереальной - взрослая, бежавшая от действительности в теплый, населенный куклами рай, или молодая девушка, спавшая наяву в состоянии какого-то смутного ожиданья, напоминавшем физическое состояние плода перед рождением на свет, и столь же далекая от реальной жизни, сколь и сама Эллен; два или три раза в неделю они подъезжали к дому мисс Розы, а однажды, тем летом, когда Джудит исполнилось семнадцать, остановились там по дороге в Мемфис, куда ехали покупать Джудит наряды; да не что-нибудь, а приданое.
That was the summer following Henry's first year at the University, after he had brought Charles Bon home with him for Christmas and then again to spend a week or so of the summer vacation before Bon rode on to the River to take the steamboat home to New Orleans; the summer in which Sutpen himself went away, on business, Ellen said, doubtless unaware, such was her existence then, that she did not know where her husband had gone and not even conscious that she was not curious.