– Ты сегодня рано, – сказала мать. – Если хочешь есть, в холодильнике салат «Цезарь». А на десерт – «паппи-чоу»[38].
Мопсы под столом дружно затявкали.
– Это не для тебя, маленькая мамочка, – сказала мать Джорджи, наклоняясь к беременной мопсихе. – «Паппи-чоу» для больших мамочек и папочек. А маленьким мамочкам шоколад вреден… Кенни, честное слово, они всё понимают.
Хизер замерла на посту у входной двери, высматривая своего парня. Все успели привыкнуть к тому, что Джорджи живет у них. Даже собаки перестали следить за каждым ее шагом.
Джорджи и не требовалось объяснять матери свое возвращение в родной дом. Скажи она сейчас, что сильно проголодалась, мать молча достала бы из холодильника еще одну порцию стейка и запихнула в микроволновку. Она уже выговаривала дочери за сумку, которую та бросает где попало. Возможно, мать считала возвращение Джорджи под родительский кров делом решенным.
– Спасибо, я поела на работе, – сказала Джорджи, собираясь подняться в комнату, которая снова стала ее комнатой.
– Так, может, потом поешь? – не отставала мать.
– Нет, спасибо. Я сейчас буду звонить Нилу.
– Передай ему привет от всех нас! Скажи, что мы все его любим и что он остается частью нашей семьи!
– Этого я ему не скажу.
– Почему?
– Потому что он сочтет меня сумасшедшей! – уже с лестницы крикнула Джорджи.
Она быстро вбежала в комнату и плотно закрыла дверь. Появилась даже мысль подпереть дверь комодом. Нет, это уже слишком. Джорджи бросилась к шкафу и принялась вытаскивать оттуда все, под чем утром погребла желтый телефон. Она запихнула аппарат на самое дно, навалив сверху старый спальный мешок, несколько рулонов упаковочной бумаги и роликовые коньки, на которых каталась в пятом или шестом классе…
Аппарат никуда не исчез. Он лежал там, куда Джорджи его убрала.
Присев на корточки, она разглядывала желтый телефон, решая, стоит ли к нему прикасаться. А может, его нужно трижды потереть и загадать желание?
Она сняла трубку, прислушалась. Гудка не было.
Чего ты ждала? Ты же отключила его от пространственно-временно́го портала, каковым является телефонная розетка под кроватью.
Джорджи захихикала… совсем как сумасшедшая из какого-нибудь сериала.
Она снова полезла под кровать, чтобы подключить телефон к линии. Ей почему-то казалось, что из розетки посыплются искры и повалит дым. Ничего подобного. Вилка вошла с обычным щелчком. И все.
Джорджи села на пол, поставив аппарат себе на колени.
Вот и все. Можно звонить Нилу.
Нил…
Затаив дыхание, она набрала номер. Трубку взяли после первого гудка.
– Алло!
– Нил?
– Да. Я так и думал, что это ты звонишь.
Похоже, сейчас он слегка улыбался. Ровно настолько, чтобы обозначилась ямочка на щеке.
– Я обещала позвонить, вот и звоню.
– Как ты?
– Я…
Джорджи закрыла глаза и наконец-то выдохнула. Потом поставила аппарат на пол и подтянула колени к подбородку. Нил из прошлого по-прежнему отвечал на ее звонки.
– Сейчас получше, – сказала она, протирая глаза тыльной стороной ладони.
– Я тоже, – сказал Нил.
Как здорово было слышать его голос! Пусть и из прошлого.
Поженившись, Джорджи и Нил практически не расставались. Она настолько привыкла каждый день говорить с ним, что иного не представляла. Говорить вживую, не по телефону.
Так что же сейчас происходит? Может, это все-таки галлюцинация? Может, тоскуя по Нилу, она придумала эти звонки? Может, ее потребность в нем придала им похожесть на реальные телефонные звонки?
Она действительно нуждалась в нем.
Нил был ее опорой. Ее основой.
Нил был ее розеткой, к которой она подключалась каждое утро. Ее синхронизатором. Он был единственным человеком, знающим ее такой, какая она есть на самом деле.
Надо бы рассказать ему об этой шизовке с волшебным телефоном. Прямо сейчас и рассказать. Она вполне могла рассказать ему, поскольку с Нилом можно было говорить обо всем. У них бывали и стычки, и расхождения во мнениях, но они никогда не оказывались по разные стороны. Нил чувствовал, когда Джорджи нуждалась в его поддержке, и неизменно был рядом.
Сколько раз он засиживался допоздна, чтобы помочь ей со сценарием. Он был ее правой рукой, когда родилась Элис. Джорджи тогда страдала послеродовой депрессией, а грудное вскармливание превращалась для нее в мучительный процесс. Нил ни разу не заставил ее почувствовать себя идиоткой, хотя нередко она совершала идиотские поступки. Он не тыкал ее носом в неудачи, даже когда они были явными.
