— Нюрка, — повернул голову Василий, — не каркай!
— А-а, Василий-Василек, — встрепенулась Нюрка-Колокольчик и приобняла его за плечи, — не запнись о пенек. А я вот что тебе скажу, Василий-Василек: ложись спать да думай как встать… Эх вы, парочка-забавочка, на вас глядеть — не сплясать, не спеть. Может, выпьете со мной? А я вам за это частушечку спою.
— Выпьем, — откликнулась Полина.
Они выпили, и Нюрка-Колокольчик неожиданно высоким, красивым голосом пропела:
А у нас, у Никола
Ни невесты, ни кола.
Но зато у Николы
По учению колы…
— Балаболка, — прошептал Василий, как только Нюрка-Колокольчик отошла от них. — Век прожила, а ума не нажила.
Полина не ответила, тоскливо оглядев оживившееся застолье.
Поздно вечером, когда разгорелась пляска, Полина тихонько выбралась из-за стола и, как-то странно улыбаясь, осторожно обходя пляшущих, незаметно выскользнула на улицу. Сквозь распахнутые ворота она еще слышала раскаты озверевшей радиолы, тонкие, пронзительные вскрики Нюрки-Колокольчика, но была уже где-то далеко, так далеко, что, может быть, и вообще не была. Медленно побрела улицей мимо чужих палисадников, сама не зная куда и зачем. В ушах все еще гремела музыка, а безвольно опавшие плечи помнили тяжесть руки Василия. Почему-то вспомнила себя девчонкой, совсем маленькой, на огороде. Тетка Татьяна полет морковку, а она сидит на меже и наряжает куклу. Жарко печет солнце, хочется пить, а тетка Татьяна все говорит и говорит: «Хорошо твоей матери живется — ни хлопот, ни забот не знает. Бросила дом и айда гулять по свету. Тебя прижила — тоже не беда, тетка Татьяна есть. Она воспитает, на ноги поставит, а вот взять бы лозину потоньше да твою мамочку по одному месту и навжигать. Спохватится, ой спохватится она, да поздно будет… Вот вырастешь большой, отдадим тебя замуж за хорошего человека, а мамке фигу из-под фартука. А только и ты неслухом растешь. Сколько раз тебе говорено: не пей молоко из крынки, для питья в двухлитровую банку налито, нет же, как об стенку горохом. Губа не дура, сливки-то спивать. Вся в маменьку, как есть вся…» Ворчит тетка Татьяна, сама свой голос слушает, а Поля между тем сморилась под жарким солнцем, легла на бочок, рядом куклу с морковными волосами положила и ушла в глубокий детский сон, так и не поняв, в чем ее мамка виновата… Ничего хорошего из этой памяти Полина не вынесла, кроме легко просыпавшихся слез, да горько осели в сердце слова — «замуж за хорошего человека».
Новая свежеумытая луна легко скользила среди редких туч, похожая на вышелушенный подсолнух. Полина долго смотрела на нее, вспоминая зимнюю луну, белые снега и елочку под Колькиной шапкой. Что было тогда? Что было?!
Навстречу быстро катил велосипед, помигивая желтым светом фары. Кто-то в белой рубашке старательно давил на педали и уже проскочил мимо нее, когда Полина узнала Дениску.
— Дениска! — громко окликнула она, непроизвольно уступив ему дорогу.
Желтая фара метнулась из стороны в сторону и медленно увяла.
— Дениска! — радостно заговорила Полина, — ты это куда собрался?
— Домой, — недовольно ответил Дениска.
— А Коля дома, Дениска? — Полина заволновалась.
— Дома.
— Денис, дорогуша ты моя, — Поля засмеялась и тронула Денискины вихры, — скажи Коле, что я жду его за огородом. За вашим огородом… Мне ему надо что-то сказать. Очень важное. Скажешь?
— Ладно, — Дениска оттолкнулся ногой и покатил.
— Только сейчас, Дениска! Срочно! — крикнула она вслед.
— Ладно.
«Что я делаю? — через минуту всполошилась Полина. — Зачем? Я пьяная? — А между тем она свернула в проулок и торопливо пошла вдоль огородов, темно зияющих после недавней вспашки. — Я с ума сошла… Нет, нет, я только скажу ему, что не могла иначе. Пусть не обижается. Ничего в этом плохого нет. Просто, чтобы сердца на меня не держал. Кабы в городе, там и за жизнь можно не встретиться, а здесь, в деревне…»
И боялась Поля, очень боялась, что Колька не придет или Дениска что-нибудь там перепутает, не так скажет, а то и вообще забудет сказать. Но минут через десять, оглянувшись, она увидела долговязую Колькину фигуру совсем рядом, испугалась и бессильно откинулась на плетень. Колька подошел, встал рядом и закурил. Смотрел мимо Полины и мимо села, куда-то далеко смотрел. Поля прикрыла глаза и тихо заплакала, ощущая в себе горькую тоску и боль от молчаливой Колькиной отчужденности. Всхлипывая, проглатывая слова, она тихо прошептала:
