Ступни ужасно болели – наверняка за мной остались кровавые следы. Мне казалось, мы никогда не выберемся из леса живыми, когда очутились на поляне, за которой начинался асфальт. Никогда я еще не была так счастлива увидеть признаки цивилизации.
Оказалось, мы вышли к заправочной станции. Даллас вскрикнула от облегчения, увидев там Каса, и согнулась, пытаясь отдышаться. Мы пошли к нему, но из-за магазина выехал белый фургон, а с другой стороны – второй. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Мы с Джеймсом кинулись к лесу, но было поздно: среди деревьев мелькали белые халаты. Я обхватила себя руками, стараясь сдержать слезы.
– Мне очень жаль, Слоун, – выдохнул Джеймс. Я закрыла глаза от горя, слыша, как трещат ветки под тяжелыми ботинками хендлеров. От крика Даллас сорвала голос. Нам некуда больше бежать.
Я погладила Джеймса по щеке. Наш мир разваливался на части, мечты о нормальной жизни навсегда останутся мечтами.
– Я безумно тебя люблю, – прошептала я.
Его слезы потекли по моей ладони, я их утирала, и наконец Джеймс схватил меня и стиснул в объятиях.
– Я приду за тобой, – сказал он мне на ухо. – Я не позволю им тебя стереть. Жди меня, Слоун. – Голос прерывался от рыданий. За его спиной возникло движение. Медленно, надеясь, что все это сон, я отодвинулась и увидела Даллас – хендлер крутил ей руки, как связывают рукава смирительной рубашки. Дверца фургона отъехала, и оттуда спрыгнули трое в белых халатах. Еще двое выбежали из леса. Казалось, со всех сторон на нас идут хендлеры – худший кошмар сбывался наяву.
Открылась пассажирская дверь фургона, и я, ошеломленная происходящим, не сразу узнала Артура Причарда в дорогом темно-синем костюме. У меня возникла безумная надежда, что все это такой план, чтобы нас спасти. Я шагнула к нему, готовая умолять о пощаде, когда из-за фургона вышел Роджер. Увидев меня, он засмеялся и покрутил головой, будто не веря своим глазам. У Даллас при виде Роджера вырвался нечеловеческий вопль: так кричат умалишенные – или дикие звери.
Мне не верилось, что это происходит наяву. Я попятилась, наткнувшись на Джеймса. Причард сунул руки в карманы пиджака.
– Простите меня, Слоун, – печально произнес он. Его блестящие туфли постукивали по асфальту, когда он пошел к нам, не сводя взгляда с Джеймса.
Джеймс обнял меня рукой и медленно повел назад, а потом в сторону, потому что нас окружили хендлеры. Можно было попробовать пробиться с боем, но их слишком много, исход предрешен. Я оглянулась на лес, гадая, там ли Релм, видит ли он нас, может ли помочь.
– Я не хотел вас предавать, – продолжал доктор, – но я предупреждал, что бегство добром не кончится. Вы доверились не тем людям.
От потрясения и горя я не совсем понимала, о чем он говорил, и только прижималась к Джеймсу, который старался меня прикрыть. Даллас билась в руках хендлера и звала Каса, но наш друг стоял в стороне и беспомощно смотрел на нее.
– Они приехали за Панацеей, Слоун, – сказал Причард. – Простите меня.
Боль исказила его лицо, и я поняла, что он изначально не собирался нас подставлять.
– Почему вы им помогаете? – вырвалось у меня.
– Не я сказал им, что Панацея у вас, – ответил Причард, – хотя и знал об этом. Среди вас есть их человек. Я сказал в Программе, что могу помочь уговорить вас сдаться. – С трудом сглотнув, он оглянулся на Роджера, который начал вслушиваться в то, что говорит доктор. – На самом деле я приехал, чтобы вы поступили правильно.
Джеймс замер. Мое лицо застыло.
– То есть? – спросила я.
– Не дайте Панацее попасть им в руки…
Не договорив, Причард с коротким криком забился в конвульсиях – через дротики тазера по его телу проходил электрический разряд. Он рухнул на асфальт, дергаясь, как рыба на суше. Я в ужасе закричала.
