Гулкие удары сердца отдавались в висках. Нас предали. Кас сдал нас Программе. Как у него хватило глупости – ведь он знал, что с нами сделали? Хендлер подошел меня поднять. Я посмотрела на Джеймса – он уже некоторое время смотрел на меня. Его лицо было мокрым от слез, плечи поникли.
Мы не уберегли Панацею. Программа снова победила, мы вот-вот все потеряем. Джеймс в бессилии оглядел парковку, ища хоть какой-то шанс на спасение, и снова безнадежно посмотрел на меня. Левый глаз у него начал затекать от удара, а я могла только догадываться, как выглядело мое перемазанное кровью лицо.
Поднявшись наконец на ноги, я знала – наше время вышло. Мы никогда не окажемся достаточно близко, чтобы коснуться друг друга или хотя бы поговорить.
– Где таблетка? – спросил хендлер, охлопывая мои карманы. Я запаниковала, но тут же вспомнила – Панацея у Джеймса. Похоже, он тоже только сейчас вспомнил об этом.
Нельзя, чтобы таблетку забрала Программа. Нельзя, чтобы они установили контроль над производством ингредиентов. Если таблетка исчезнет, остается надежда, что однажды другой блестящий ученый, подобный Ивлин Валентайн, создаст новую, лучшую Панацею. Джеймс беспомощно пожал плечами, будто спрашивая, что делать. Я грустно улыбнулась. Если Джеймс останется жив, он будет меня помнить – с самого начала.
Хендлер начал выворачивать мои карманы, бесцеремонно ища таблетку, но я заставила себя не замечать его присутствия. Есть только я, Джеймс и наши встретившиеся взгляды. Я кивнула.
Пока хендлеры смотрели на меня, Джеймс сунул руку в карман, покопался и извлек таблетку – маленький проблеск оранжевого между пальцев. Замявшись на долю секунды, он сунул ее в рот и проглотил. Тотчас же он закрыл глаза и заплакал.
А у меня слезы высохли. С Джеймсом все будет в порядке – он самый сильный человек, какого я знаю. Панацея его не убьет, и если в Программе его не уничтожат физически или не сделают лоботомию, воспоминания сохранятся. Джеймс может притвориться, что ничего не помнит, – он на редкость талантливый лжец…
– Я люблю тебя, – сказала я, когда он снова посмотрел на меня. Джеймс меня не слышал, но понял и одними губами повторил мои слова.
– У нее ничего нет, – сообщил хендлер. Роджер раздраженно взглянул на меня и повернулся к Касу:
– Где таблетка?
Кас смотрел на меня. Кажется, он видел наш с Джеймсом диалог. Мои подозрения тут же подтвердились.
– Ее больше нет, – произнес он. – Слава богу, ее больше нет.
Роджер, не понимая, переводил взгляд с одного на другого. Он явно приехал не за Панацеей, что бы Кас ни говорил. Роджер крикнул грузить Джеймса в фургон, и хендлеры поволокли его, невзирая на сопротивление. Я закричала, требуя прекратить, хотя понимала – протестовать бесполезно. Голос сорвался, и я смотрела, как Джеймсу вкололи снотворное. Он поглядел на меня в последний раз, и его веки тяжело опустились.
Роджер, с удовольствием посматривая на Каса, демонстративно направился к Даллас. Он так же вел себя в Программе – доводил Релма, приставая ко мне. Где же Релм? Я снова оглянулась на лес, соображая, не следит ли он за нами оттуда. Не верю, чтобы Релм нас бросил! Он со мной так не поступит.
– Твоя подружка? – спросил Роджер у Каса, остановившись перед Даллас. Она беспомощна, но странно спокойна. Я никогда не видела ничего более пугающего.
Кас, не обращая внимания на вопрос Роджера, обратился к Даллас:
– Даллас, прости, я уже не мог дальше бегать. Я устал. Я хотел, чтобы мы… чтобы ты наконец зажила нормальной жизнью. Я с ними поговорю. – Он оглянулся. – Я тебя вытащу, обещаю!
Роджер втянул воздух сквозь зубы, оценивающе оглядев Даллас.
– Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, – перебил он. – Она это просто ненавидит. – Негодяй ухмыльнулся, но не успела я представить ужасы, которые он для нас приготовил, как Даллас среагировала.
Резким движением она пнула стоявшего сзади хендлера в колено и молниеносным поворотом вырвалась из его рук. Она превратилась в вихрь, и я сначала заметила блеск лезвия, а потом сообразила, что она выхватила нож из кармана. Зарычав, как дикий зверь, она ударила Роджера в живот – нож вошел до рукоятки.
