— Речь идет об очень крупной мухе, — предупредила Маргарита.
— Вот и следи, — прошипел Содомский и ударил ладонью по столу. — Пока все. Ромашкин, получи оружие у Кашина. И не перекидывайся без нужды, а то задавят, как котенка.
— Зайчика, — заметил Дорожкин, — в розовых штанишках.
— Зайди, — коротко бросила Дорожкину Маргарита.
— Допущен в святая святых? — ехидно прошептал на ухо Дорожкину Ромашкин и тут же схлопотал от Маргариты звонкий щелчок по лысой голове.
Кабинет Маргариты, в котором Дорожкин оказался впервые, наверное, ничем его удивить не мог, разве только цветом, но именно цветом он его и удивил. Отчего-то сразу вспомнился белый кабинет доктора Дубровской. Кабинет Маргариты Дугиной был черным. Потолок его был черным, стены черными, причем матовыми, не дающими отблеска. Пол тоже был черным. Даже коврик у двери изображал черный квадрат. Окно на треть перекрывала черная рулонная штора. По правой стене стоял черный кожаный диван, на котором валялся черный плед. По левой — черный стол и пара черных стульев. Единственным белым пятном была папка на столе.
— В черной-черной комнате стоит черный-черный гроб, в черном-черном гробу… — начал бормотать Дорожкин, но Маргарита оборвала его. Растопырила перед лицом пальцы, сбросила с плеч куртку, показала рукой на стул, пробормотала задумчиво:
— Значит, влюбился?
— Кто? — не понял Дорожкин.
— Даже нет. — Она словно гадала. — Скорее, и был влюбленным, но прозрел только что. Недавно. Вылупился. Ладно. Плевать. Хотя хотелось бы взглянуть… Вот. Взгляни.
Она раскрыла папку и двинула ее Дорожкину. Он развернул ее к себе лицом. На желтоватом листе было выведено: «Дорожкин Евгений Константинович».
— И давно? — растерялся Дорожкин.
— С первого дня, как ты здесь оказался, — ответила Маргарита, прикуривая сигарету. — И больше ничего. Только это. Я, конечно, работаю с Содомским, Ромашкиным, забот хватает. Знаешь ли, всевозможная мерзость не дремлет, но с точки зрения папки у меня, кроме тебя, никакой работы нет.
— И зачем вы это мне говорите? — спросил Дорожкин.
— Чтобы ты знал, — ответила она, с нескрываемым интересом вглядываясь в лицо Дорожкина. — Ты же хочешь все знать, все понимать, все объяснять? Так знай. Ты — моя работа. Не бойся, пасти не буду. Много чести.
— Спасибо за доверие, — кивнул Дорожкин. — Это все?
— Что у тебя в папке? — спросила Маргарита. — Я так поняла, что ты с нею теперь не расстаешься?
— Так удобнее, — полез в сумку Дорожкин. — Вот тут у меня…
Он удивленно замер.
— Имя Колывановой исчезло…
— Значит, там, на поляне, ты видел ее убийцу, — объяснила Маргарита. — А кто есть?
— Шепелев, Козлова Алена… — Дорожкин пригляделся к последней записи, которая обрела уже привычный облик задания, — …Уланова Вера.
— Содомский прав, — удивленно заметила Маргарита. — Насчет поиска приключений талант у тебя несомненный. Значит, получается, что дочка у Лизки Улановой все-таки была?
— Она говорит, что и есть, — пожал плечами Дорожкин.
— Она много чего говорит, — прищурилась Маргарита, посмотрела в окно, которое казалось прорезью из бездны на белый свет. — Придется, чувствую, тебе заделаться архивариусом. А там и до археологии докатишься. Вот еще хорошая профессия — эксгуматор. Но не слишком популярная на нашем кладбище. Или обойдемся почетной должностью краеведа? У Козловой дома был?
— Был, — кивнул Дорожкин. Несколько запаздывающее в этот раз напряжение, что обычно охватывало его при виде Маргариты, снова ударило в голову.
— В комнату заходил?
— Заходил, — опустил глаза Дорожкин.
— И не спрашиваешь ни о чем? — В ее голосе слышалась насмешка.
— Жду углубленного инструктажа, — пробормотал, стараясь успокоиться, Дорожкин. — Да и…
— Да и? — повторила Маргарита.
— Я логист, — постарался говорить твердо Дорожкин. — А логист обращается за помощью только тогда, когда самостоятельно не может сдвинуться ни на миллиметр. А это случается крайне редко. Да и не хочется спрашивать. Я ответов боюсь.
— Правильно боишься, — потушила сигарету об стол Маргарита, и Дорожкин понял, что столешница вырезана из черного камня. — Иди, Дорожкин, работай.
