— Через две недели я, может быть, испущу дух, — сказал Карл.
Графиня рассмеялась.
На улице он столкнулся с Бевилаквой. Фонарь под глазом Бевилаквы дополняло удрученное выражение лица.
— Вы меня предали, так надо понимать? — пресекающимся голосом спросил итальянец.
— Что значит «предал»? Вы что, Иисус Христос?
— До меня дошло, что вы ходили к Де Веккису, упрашивали его отдать вам ключ — хотели переехать тайком от меня.
— Подумайте сами, как я мог бы скрыть от вас свой переезд, если квартира вашей приятельницы миссис Гаспари прямо над графининой? Едва я перееду, она кинется звонить вам, и вы сломя голову примчитесь за своей долей.
— Правда ваша, — сказал Бевилаква. — Я как-то не сообразил.
— Кто поставил вам фонарь под глазом? — спросил Карл.
— Де Веккис. Сильный, черт. Я встретил его у дверей квартиры, попросил ключ. Мы схватились, он заехал мне локтем в глаз. Как ваши переговоры с графиней?
— Не очень удачно. Вы пойдете к ней?
— Вряд ли.
— Пойдите к ней и, ради всего святого, попросите разрешить мне переехать. Соотечественника она скорее послушает.
— Лучше я сяду на ежа, — сказал Бевилаква.
***
Ночью Карлу приснилось, что они переехали из гостиницы в графинину квартиру. Дети резвятся в саду среди роз. Утром он решил пойти к привратнику и предложить ему десять тысяч лир, если тот сделает новый ключ, а уж как они это устроят — будут снимать дверь или не будут, — не его печаль.
Когда он подошел к дверям квартиры, перед ней уже стояли Бевилаква с привратником, а какой-то щербатый тип ковырял в замке изогнутой проволочкой. Через две минуты замок щелкнул, дверь открылась.
Они переступили порог — и у них перехватило дыхание. Совершенно убитые, они переходили из комнаты в комнату. Мебель была изрублена, притом тупым топором. Над вспоротым диваном дыбились пружины. Ковры изрезаны, посуда разбита, книги изорваны на мелкие клочки, а клочки раскиданы по полу. Белые стены все, за исключением одной, в гостиной, залиты красным вином, а та исписана нецензурными словами на шести языках, аккуратнейшим образом выведенными огненного цвета помадой.
— Mamma mia[15]. — Щербатый слесарь осенил себя крестным знамением.
Привратник позеленел на глазах. Бевилаква залился слезами.
На пороге возник Де Веккис в неизменном лягушачьем костюме.
— Ессо la chiave![16] — Он ликующе потрясал ключом над головой.
— Мошенник! — завопил Бевилаква. — Мразь! Чтоб тебе сгнить! Он только и думает, как бы погубить меня, — крикнул он Карлу. — А я — его! Иначе мы не можем.
— Не верю, — сказал Карл. — Я люблю эту страну.
Де Веккис запустил в них ключом и бросился наутек. Бевилаква — глаза его пламенели ненавистью — увернулся, и ключ угодил Карлу прямо в лоб, оставив отметину, которая, сколько он ни тер, никак не желала сходить.
Идиоты первыми (Перевод В. Голышева)
Тонкое тиканье тусклых часов стихло. Мендель, дремавший в потемках, проснулся от страха. Он прислушался, и боль возобновилась. Он натянул на себя холодную одежду ожесточения и терял минуты, сидя на краю кровати.
— Исаак, — прошептал наконец.
В кухне Исаак, раскрыв удивленный рот, держал на ладони шесть земляных орехов. Положил их по одному на стол: один… два… девять.
По одному собрал орехи и стал в двери. Мендель в просторной шляпе и длинном пальто все еще сидел на кровати. Исаак насторожил маленькие глаза и ушки; густые волосы седели у него на висках.
— Schlaf[17], — сказал он гнусаво.
— Нет, — буркнул Мендель. Он встал задыхаясь. — Идем, Исаак.
Он завел свои старые часы, хотя от вида смолкшего механизма его замутило.
Исаак захотел поднести их к уху.
— Нет, поздно уже. — Мендель аккуратно убрал часы. В ящике стола он нашел бумажный пакет с мятыми долларами и пятерками и сунул в карман пальто. Помог надеть пальто Исааку.
Исаак поглядел в темное окно, потом в другое. Мендель смотрел в оба пустых окна.
Они медленно спускались по сумрачной лестнице — Мендель первым, Исаак сзади, наблюдая за движущимися тенями на стене. Одной длинной тени он протянул земляной орех.
— Голодный.
В вестибюле старик стал смотреть на улицу через тонкое стекло. Ноябрьский вечер был холоден и хмур. Открыв дверь, он осторожно высунулся. И сразу закрыл ее, хотя ничего не увидел.
