Рой Хоббс поскреб стекло ногтем большого пальца, потом чиркнул спичкой и, прикрыв вспыхнувшее пламя сложенной ладонью, подержал его у окна нижней полки. Поняв, что они едут в туннеле, он уже не удивлялся тому, что его отражение смотрит на него, держа над головой желтый огонек. Как только поезд вытянул свой длинный хвост из гремящего туннеля, стоящее на коленях видение исчезло, и Рой почувствовал, как его распирает ощущение свободы при виде залитых лунным светом Западных гор, теснящихся на фоне уходящей ночи. Небо прорезали всполохи летних молний, хотя все еще стояла весна. Он снова лег, опершись на локоть, спать не хотелось, несмотря на мерное покачивание вагона. Рой смотрел на убегавшую назад землю и с затаенным нетерпением мечтал увидеть Миссисипи, до которой оставалась еще тысяча миль.
Часов у Роя не было, и он, посмотрев в окно, увидел, что близится рассвет. Он уже не отрывался от окна, и перед его глазами проплывал белый фермерский дом с покосившимся крылечком, одиноко стоящий под лунным светом, а перед ним — тощий и длинноногий мальчишка. Услышав свисток паровоза, он посылает сверкающий мяч кому-то, кто прячется в тени дуба, и тот мгновенно отбивает мяч назад. Парнишка разворачивается и снова посылает мяч обратно. Рой закрывает глаза, чтобы не видеть этой сцены. Если она и не настоящая, то все равно он иногда представлял себя именно таким, как во сне, избавиться от которого ему никак не удавалось, хотя он проснулся от него очень давно. Ему снилось, что он стоял ночью в незнакомом поле с золотым бейсбольным мячом в ладони, и мяч становился все тяжелее, а Рой не знал, что с ним делать, держать или бросить. Но когда он решился, мяч был уже слишком тяжелым, чтобы поднять его или дать ему упасть (ну кому нужна такая глубокая лунка?), поэтому Рой передумал и не выпустил его из руки. Мяч стал легким, как пух, и превратился в белую розу, которая рвалась на волю и почти выпорхнула в воздух, только он уже поклялся никогда не выпускать ее.
На заре хлынул дождь, и ветер бросал в лицо Рою струи дождя, ослеплявшие его. При виде скатывающихся по стеклу капель ему захотелось пить, а от жажды проснулся голод. Не вставая с полки, он потянулся за одеждой, чтобы поспеть первым к завтраку в вагоне-ресторане, заказать и поесть наедине — иначе Сэм обязательно начнет говорить ему, что и как делать. Рой стянул с себя серый спортивный свитер и тренировочные брюки, которые надел вместо пижамы на случай крушения, если не будет времени одеться. Сунув голову и руки в рубашку, он вытащил брюки от своего лучшего костюма, выгнулся, задрал ноги и начал натягивать штаны, но попал в одну штанину, и ноги застряли в ней. Покрякивая от натуги, он вертелся и так и сяк, пока не ухватился за манжету брючины. Потянув ее вниз, Рой с облегчением выдохнул, высвободил ступни и надел брюки. Спустив ноги, он пристегнул носки к подвязке, завязал шнурки, надел галстук и пиджак.
Нагнувшись, Рой заглянул под нижнюю полку в поисках своего футляра для фагота. Он лежал на месте, но Рой все же открыл его. Впрочем, он тут же быстро захлопнул футляр, потому что к нему подошел Эдди, проводник.
— Привет, маэстро. Что играем сегодня?
— Это не музыкальный инструмент. — Рой объяснил, что это одна штука, которую он сделал сам.
— Животное, овощ или минерал?
— А, так, просто одна практичная штука.
— Кузнечик[1]?
— Нет.
— Острога?
— Нет.
— Дай подумать. — Эдди, прикрыв глаза ладонью с длинными пальцами, размахивал в воздухе другой рукой. — Все, догадался — удочка, ружье и лопата в одном предмете.
Рой рассмеялся:
— Далеко до Чикаго, Эдди?
— Чи? О, далеко-далеко. Пешком я бы не пошел.
— А я и не собираюсь.
— Почему Чи? — спросил Эдди. — Почему не Новый Орлеан? Такой пьяный и совсем французский город.
— Никогда там не был.
— Или этот жаркий гористый городок Сан-Франциско?
Рой покачал головой.
— Ну почему не Нью-Йорк, колосс из колоссов?
— Когда-нибудь съезжу туда.
— А где ты был?
Рой растерялся:
— Буа.
— А, эта грязная каменоломня.
— В Портленде, в раннем детстве.
— В Мэне?
— Нет, в Орегоне, там, где проводят фестиваль роз.
