Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 59
Таким образом, на первом этапе третьего «бескоролевья» русская политическая линия была прямым продолжением тех проектов начала 70-х годов XVI в., которые предусматривали разрыв Люблинской унии, создание русско-литовского объединения и восстановление Великого княжества в его первоначальных границах. Правда, с самого начала русское правительство проявило в своем подходе известную гибкость. Так, если бы предложение разорвать унию с Польшей встретилось с отрицательной реакцией литовских политиков, посланники должны были придать своему предложению о сепаратной элекции другой смысл, утверждая, что это просто лучший способ привести «бескоролевье» к нужному литовским феодалам результату: если царь станет великим князем литовским, «тогды и у неволи быти Коруне Польской с Великим княжеством Литовским»[459]. Однако, очевидно, какой вариант переустройства Восточной Европы был для русских политиков более желательным. Не менее ясно это видно из перечня магнатов, которым были адресованы грамоты царя и бояр[460]: все высшие сенаторы Великого княжества, украинские магнаты — К. Острожский и Я. Збаражский — и лишь два представителя Короны в узком смысле слова (архиепископ гнезненский и подканцлер коронный).
Не случайно также посланники должны были уговаривать литовцев присылать в Москву своих послов — «наперед польских панов», заверяя их, что после своего избрания царь будет «Великое княжество Литовское и любить больше, и оберегать больше Коруны польские, потому что и земля со государя нашего заодно вместе и вера одна и обычай крестьянской»[461].
Мотивы, склонявшие русское правительство к проведению такого курса, были по существу теми же, которые определяли аналогичные шаги Ивана IV. Возможно, что к этому добавились дополнительно опасения перед экспансионистскими акциями польских феодалов и их вождя — Я. Замойского[462]. Неясно, однако, что убеждало Б. Годунова и А. Щелкалова в реальности их плана разрыва Люблинской унии. Неясно также, чем руководствовалось русское правительство, когда в условиях роста экспансионистских тенденций польско-литовских феодалов и ослабления международного престижа России после Ливонской войны настаивало на том, чтобы переговоры об условиях унии происходили непременно в Москве, хотя этого не требовал действовавший в гораздо более благоприятной ситуации Иван IV.
На чем бы, однако, эти планы ни основывались, действительность, как увидим далее, скоро заставила внести в них серьезные поправки. Правда, русских посланников встретил в Великом княжестве теплый прием. В различных городах «шляхта многие и мещане и чернь» выражали свое желание видеть на опустевшем троне царя Федора[463]. Одновременно посланникам неофициально сообщали, что виленский воевода К. Радзивилл «да с ним подканцлер Лев Сапега да подскарбей Федор Скумин о крестьянстве радеют и хотят тово, чтоб у них пановал государь ваш»[464]. Позднее от имени этих магнатов посланников тайно посетил виленский купец Лука Мамонич, подававший различные советы как действовать, чтобы добиться избрания царя[465]. Наконец, в апреле Ф. Скумин дал в честь посланников в своем доме официальный прием, на котором присутствовал целый ряд литовских сенаторов, заверявших, что они будут поддерживать кандидатуру царя на элекции[466]. Весной 1587 г. стали завязываться и контакты между русским правительством и украинской магнатерией. 15 марта послов посетил католический епископ Киева Я. Воронецкий, заверивший их, что его родственник, князь Януш Збаражский готов способствовать выбору царя
