Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 42
Однако это не означало, что оно было готово ограничиться ролью пассивного наблюдателя событий. Царь и его советники Афанасий Нагой и дьяк Ерш Михайлов воспользовались приездом в Москву по торговым делам польского шляхтича К. Граевского[286], чтобы через него неофициально передать литовской и польской шляхте новый вариант русских условий унии между Россией и Речью Посполитой. Известное представление об этих условиях дают записанные в литовской канцелярии со слов неудачливого посланца «Артикулы от князя великого московского через Криштофа Граевского сказаны»[287]. Так, Иван IV добивался, чтобы его коронация была проведена «не через арцыбискупа, але через митрополита», и настаивал, чтобы за ним был признан царский титул, который начинался бы с Киева, а лишь за ним шла Польша, доказывая «стародавность народов цесарства русского, который… с давне пред нашими монархи было». Одновременно в связи с этим был поднят и вопрос о передаче России Киева[288]. Первым пунктом в «Артикулах» зафиксировано требование, чтобы объединенные восточноевропейские державы «все посполом волное и едностайное обирание пана мели одного з народу его покол дом его ставати будет», т. е. речь шла об установлении наследственной власти царского рода в будущей восточноевропейской федерации. Все эти условия были без существенных изменений почерпнуты из царского «ответа» (март 1573 г.) М. Гарабурде, в котором они составляли самую существенную часть. Наряду с этим в «Артикулах» можно отметить и новые моменты. Это прежде всего описание состава будущей «рады» нового государственного образования: первое место в ней должен был занять (очевидно, в соответствии с разработанными в Москве историко-правовыми конструкциями) воевода киевский, а «потом рада московская так переплетаючи, як литовскую с корунною». Так, в московских проектах наряду с наследственной властью царского рода появляется еще один связующий элемент: общий сенат, объединяющий в своем составе вельмож всех трех частей будущего государственного объединения. Кроме того, царь выражал согласие по избрании на польский трон созвать специальное собрание для «разезнанья и померкованья веры», с тем чтобы Иван IV имел возможность окончательно решить, какой религии ему следует держаться. Такое обещание, по существу мало к чему обязывавшее Ивана IV, было явно направлено на то, чтобы смягчить возражения тех групп господствующего класса Речи Посполитой (прежде всего, католического духовенства), которые выступали против кандидатуры царя по вероисповедным мотивам.
Для установления социальной среды, которой был адресован новый русский проект, интерес представляет выдвинутое Иваном IV в «Артикулах» условие «абы ему вольно было давати оселости звлаща в пустых краях, которых есть в Москве немало, людем тым, котори бы того годне заслуговали». Несомненно, этим Иван IV делал шаг навстречу тем слоям шляхты, которые выступали за избрание царя, рассчитывая с его помощью получить новые возможности для феодальной колонизации и тем улучшить свое материальное положение. Однако Иван IV при этом проявил сдержанность (в «Артикулах» говорится прямо лишь о «пустых», т. е. незаселенных землях), а форма, в которую он данное условие облек (требование ничем не ограничивать монарха при раздаче данных земель), говорит за то, что в планах русских правителей подобные раздачи выступали, по-видимому, как одна из мер, направленных на укрепление власти царя над своими новыми подданными.
Таким образом, вразрез с рекомендациями его сторонников царь не пожелал стать правителем Речи Посполитой на условиях «Генриховских артикулов» и признать за шляхтой право на свободную элекцию. Наоборот, идя на ряд мелких уступок шляхте, он пытался добиться принятия с ее стороны главных положений разработанного в Москве государственно-правового устройства.
