Думается, что обнародование этих условий могло явиться новым тяжелым ударом по планам польских шляхетских политиков. Однако К. Граевский не смог выполнить своей миссии, так как на обратном пути был арестован литовскими сенаторами. По-видимому, сидя в тюрьме, он, чтобы добиться вмешательства шляхты и освобождения, подверг царские условия существенным изменениям. В его письме брату Петру[289], распространявшемся среди съезжавшейся в Стенжицу шляхты, при изложении предложений царя отсутствовали все неприемлемые для польской шляхты условия, а на первом месте фигурировало заявление, что Иван IV «хочет соединить свои народы с Полыней такими узами, как некогда Ягайло соединил [с Польшей] Литву». «Письмо Граевского», несомненно, немало способствовало тому, что среди собравшейся в Стенжице польской шляхты сторонники московского кандидата решительно преобладали[290]. К ним хотели присоединиться и литовские шляхтичи, отправившие к полякам посла городенского повета К. Кунсовича с предложением «цысаря крестьянского на государство не взять и иных, только бы… нам видеть у нас на государстве Московского государя». Лишь поспешно арестовав Кунсовича и оказав прямое давление на шляхту Великого княжества, литовские сенаторы сумели предотвратить ее соединение с польскими сторонниками кандидатуры царя[291].
При таком соотношении сил «проавстрийская» партия не решилась поставить на съезде вопрос о выборе Габсбурга на польский трон, ограничившись лишь детронизацией Генриха. Однако и шляхетский лагерь не выдвинул прямо своего кандидата: доставленный в Степжицу по требованию шляхты русский гонец Ф. Ельчанинов, направленный царем еще к Генриху Анжуйскому, лишь передал сенаторам царскую грамоту, из которой шляхтичи не могли заключить, намерен Иван IV добиваться польского трона или нет. Кроме того среди «промосковской» шляхты не было единства относительно личности самого кандидата. Если одна часть шляхты желала выбора Ивана IV как сильного правителя, то другая — отдавала предпочтение кандидатуре Федора. Так, иа поле Степжицкого съезда был поставлен крест с надписью: «Кtо cesarza mianuie Ten śmierć sobie gotuje By chciał byc Fiedor jak Jagiełło Dobrre by nam z nim belo» («Кто избирает императора, готовит себе смерть. Если бы был Федор, как Ягайло, хорошо бы нам с ним было»)[292]. В итоге вопрос о судьбе польской короны остался открытым[293].
Соперничающие группировки старались создать себе благоприятные условия для продолжения борьбы за польскую корону. Усилия литовских сенаторов были направлены на то, чтобы не допустить установ л енпя контактов между польской шляхтой и Иваном IV. Я. Ходкевич на обратном пути из Стенжицы тайно посетил русского гонца в Бресте и убеждал его, что лишь с помощью Литвы царь сможет добиться польского трона, так как «ляхове, как первее приятеля цысаря турецкого хотели, так и теперь таково же ищут». Пусть царь присылает послов со своей «тайной думой» именно к литовским магнатам, а они не только сумеют добиться для него короны, но и обеспечат при формальной свободе элекции сохранение этой короны в руках потомков Ивана IV, как это было ранее с Ягеллонами[294]. Как видим, литовский магнат прибег к самым чувствительным для Ивана IV доводам, чтобы добиться своей цели.
В Стенжице по приказу Я. Ходкевича русского гонца держали в 7 верстах от города, пристав не пускал к нему «никакова человека»[295]. Все же к гонцу, «утаясь пристава», сумели проникнуть посланцы «рыцарства» Якуб Лашковский и Войтех Закревский. Они вручили Ф. Ельчанинову тексты грамот, которые Ивану IV, если он хочет достичь польского трона, следовало еще перед выборами прислать Якубу Уханьскому, сенаторам (в том числе ряду политиков персонально) и шляхте[296]. Эти «образцы», по словам посланцев, направлял к царю глава польской католической церкви архиепископ Гнезненский Я. Уханьский, но анализ их содержания вызывает сомнения в истинности этого утверждения. Так, грамота самому примасу была посвящена доказательству гибельности раздоров между православными и католиками, так как тех «дву сторон незгодою уросл Махумет», и того, что царя нельзя считать еретиком, так как он «хрещон во имя отца и сына его и духа святого». Письмо завершалось предложением Ивана IV как христианского государя «таково ж ведаючи народ ваш весь сарматцкии или словенский», «чтоб для добра крестьянского и вашие для обороны крепкие мне за пана и короля польского обрали»
