Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 107
Проект предусматривал, что для поляков и литовцев, которые поступят на царскую службу, а также для постоянных представителей Речи Посполитой при царском дворе в Москве и других русских городах должны быть построены «костелы» для удовлетворения их духовных нужд. Вместе с тем польско-литовская сторона должна была настаивать на том, чтобы за феодалами, которые тем или иным способом приобретут земли в России, было признано право строить на этих землях церкви «Римской» или «Русской» религии, т. е. католические и униатские. Не ограничиваясь обеспечением духовных нужд польско-литовских подданных, проживающих в России, составители проекта предлагали, чтобы при костелах были созданы школы и «основаны коллегии, чтобы люди Московского народа учились латинскому языку, так как это может быть для них очень нужно и полезно»[866]. Если учесть, что все эти коллегии, как ясно видно из контекста, должны были быть католическими, а в Речи Посполитой главными организаторами таких коллегий в последней четверти XVI в. выступали, как известно, иезуиты (они уже к исходу столетия могли похвалиться заметными успехами по обращению в католицизм обучавшейся в их учебных заведениях дворянской молодежи разных вероисповеданий), то будет ясно, что речь шла о создании сети учебных заведений для распространения католической веры среди молодого поколения русского дворянства. С этими замыслами была связана, несомненно, и просьба польско-литовской стороны разрешить русским молодым дворянам поступать в школы на территории Речи Посполитой[867].
Добиваясь построения костелов для духовных нужд католиков, составители проекта, однако, не проявили никакой заботы об аналогичных нуждах протестантских подданных Речи Посполитой. Более того, в тексте проекта 1600 г. содержится просьба, чтобы «великий князь Московский не допускал в своей земле еретичества»[868]. Таким образом, составители проекта, добиваясь создания благоприятных возможностей для осуществления католической миссии на территории России, одновременно призывали русское правительство принять меры против попыток пропаганды своей веры со стороны польско-литовских феодалов-протестантов. Такая демонстрация враждебного отношения правительства к своим подданным иного вероисповедания дает материал для суждений о среде, в которой проект создавался. Если какой-то проект «соединения» и был представлен Сигизмунду III представителями Великого княжества, то он никак не мог включать в себя формулировок, ставивших в неравноправное положение протестантских магнатов Литвы, таких, например, как кальвинист К. Радзивилл, гетман и воевода виленский. Очевидно, окончательный свой вид проект «вечного соединения» получил на совещаниях в узком кругу между королем и его ближайшим окружением и руководителями великокняжеской канцелярии — такими ревностными католиками, как канцлер Л. Сапега и братья Войны (подканцлер Габриель и писарь Матвей).
Появление в проекте «соединения» подобных определений и формулировок ясно говорит о существенном видоизменении концепции восточной политики Речи Посполитой под влиянием контрреформационной идеологии. Еще в 80-х годах XVI столетия официальным лозунгом восточной политики Речи Посполитой было заключение между государствами унии по образцу Люблинской. Между тем суть Люблинской унии заключалась в уравнении социально-политического положения отдельных групп феодалов в рамках сложного организма Речи Посполитой путем предоставления всем им, независимо от национальности или вероисповедания, одинаковых прав и привилегий, которые ограждали феодалов и их собственность от возможных посягательств со стороны государственной власти и одновременно укрепляли их классовое господство над горожанами и крестьянством. В соответствии с этим в процессе подготовки к унии были, как известно, ликвидированы те правовые нормы, которые ставили православных феодалов Великого княжества в юридически неравноправное положение по отношению к их католическим собратьям
