Они побрели медленней, переждали поток машин, опять перешли Риверсайд-драйв и зашли в кафе. Пол заказал сэндвич и бутылку пива, Джордж тоже. Поговорили о войне; потом Джордж заказал еще две бутылки — для себя и для Пола, и тут разговор перешел на людей. Джордж рассказал про молодого человека, который умирал в аптеке. Он чувствовал странное счастье, видя, как подействовал на Пола его рассказ.
Кто-то вставил никель в фонограф, и он заиграл танго. Танго еще прибавило радости Джорджу, он сидел и думал о том, как свободно он говорил.
Пол притих. Выпил еще пива, потом завел речь о Флоренс. Джорджу стало неловко и даже чуточку страшно. Он боялся, что вот сейчас Пол скажет что-то, чего он не хочет знать, и прости-прощай все его удовольствие.
— Флоренс красивая, у нее такие рыжие волосы, — сказал Пол, будто говорил сам с собой.
Джордж ничего не сказал.
— Мистер Фишер, — сказал Пол, опуская стакан и подняв глаза. — Я хочу, чтобы вы кое-что знали.
— Я?
— Мистер Фишер, — Пол говорил теперь очень серьезно. — Флоренс меня любит. Она сама мне сказала. Я тоже хочу ее любить, я так одинок, но — сам не знаю — не могу. Я не могу ее понять. Она не такая, как вы. Вот мы идем с ней по Драйву, и я ее не понимаю. И тогда она говорит, что я кислый, и хочет пойти в кино.
Джордж чувствовал, как колотится у него сердце. Он слушал чужие тайны, да, но какие же это тайны, он сам всю жизнь это знал. Он хотел говорить — сказать Полу, что он такой же, как он. Рассказать, как одинок он был всю свою жизнь, как он ночами лежит без сна, и думает, думает, пока серое утро не глянет в комнату. Но ничего он этого не сказал.
— Я вас понимаю, Пол, — сказал он.
Они шли домой под дождем, который лил теперь как из ведра.
* * *
Когда Джордж пришел домой, Бити и Флоренс обе уже легли. Он снял галоши, мокрую шляпу и плащ повесил в ванной. Сунул ноги в шлепанцы, но раздеваться не стал, спать не хотелось. Его распирали чувства.
Джордж подошел к радио, нашел какой-то джаз. Зажег сигару, выключил свет. Постоял в темноте немного, слушая тихую музыку. Потом подошел к окну, отдернул шторы.
На все, на все лил весенний дождь. На темную массу берега в Джерси. На текучую реку. Напротив через улицу дождь барабанил по листьям высоких кленов, мокрым в фонарном свете и качающимся на ветру. Ветер стегал дождем по окну, и Джордж чувствовал у себя на щеках слезы.
Душа его просила слов. Хотелось говорить. Сказать то, чего никогда не выговаривал прежде. Сказать им, что вот он нашел себя, и больше уже не вернется в пустыню молчания. Опять он всех понимал, опять всех любил. Он любил Пола, любил Флоренс, и того молодого человека он любил, который умер в аптеке.
Надо ей сказать, он подумал. Он открыл дверь ее комнаты. Флоренс спала, он слышал сонное дыхание.
— Флоренс, — тихонько позвал он. — Флоренс.
Она сразу проснулась.
— Что такое? — шепнула она.
Слова хлынули к губам Джорджа.
— Пол, Пол приходил.
Она приподнялась на локте, длинные волосы падали на плечо.
— Пол? И что он говорил?
Джордж хотел ей сказать, но слова вдруг застыли. Нет, не мог он ей сказать, что говорил Пол. Горькая жалость к Флоренс его ужалила.
— Ничего он не говорил, — бормотнул Джордж. — Мы гуляли. Пошли пройтись.
Флоренс вздохнула, снова легла. Дождь стучался в окна весенним дождем, и они слушали шелест, с которым он падал на улицу.
Натурщица
Пер. В. Пророкова
Однажды рано утром Эфраим Элиху позвонил в Объединение молодых художников узнать, как найти опытную натурщицу, которая позирует обнаженной. Женщине на другом конце провода он сказал, что ищет натурщицу лет тридцати.
— Вы не могли бы мне помочь?
— Мне незнакомо ваше имя, — ответила ему женщина. — Вы раньше к нам обращались? Некоторые из наших студентов работают натурщиками, но обычно с теми художниками, которых мы знаем.
Мистер Элиху сказал — нет, с этим он никогда не обращался. Он, видите ли, художник-любитель и когда-то давно занимался в Объединении.
— Мастерская у вас есть?
— У меня большая гостиная, очень светлая. Я уже не мальчик, — продолжал он, — но вдруг, много лет спустя, снова начал писать и хотел бы пописать обнаженную натуру, чтобы восстановить чувство формы. Как вы можете понять, я не профессиональный художник, но к живописи отношусь серьезно. Если вам нужны рекомендации, я могу их предоставить. — Он спросил ее, по каким расценкам работают натурщицы, женщина ответила после короткой паузы:
