— Может, эта мечта — самая несбыточная.
Я упорствовал:
— Тогда я буду первым, кто ее развеет.
Прошла осень, за ней наступила холодная зима, не более суровая, чем у нас, но с обильными дождями и редко выглядывающим солнцем. Ревел порывистый ветер, шел крупный град, оставляя вмятины на сердце. Люди обсуждали войну, которая никак не заканчивалась. Я искренне разделял их чувства, надеясь, что над божественным королем восторжествует свобода и что мой будущий сын родится под ее сенью и в безопасности. Однажды вечером Самия вернулась следом за мной с работы вся сияющая от радости, вновь обретя свежесть, утраченную во время беременности. Она закричала:
— Я принесла радостную весть! Победа!
Снимая накидку, она продолжала:
— Армия Хиры сдалась, божественный король покончил с собой. Хира и Машрик стали частью государства Халяб, их народы обрели свободу и цивилизацию.
Сердце мое наполнилось радостью. Однако некоторые страхи прошлого вынудили меня спросить:
— Им не придется расплачиваться за поражение?
Она воодушевленно ответила:
— Основной Закон ясно гласит: на пути к свободе осталось только одно препятствие — страна Аман.
Я по наивности сказал:
— В любом случае они не предали вас, пока вы вели затяжную войну.
— Это так, но они стоят на пути свободы, — резко ответила она.
День возвращения армии с победой был отмечен торжественным праздником. Несмотря на холодную погоду и проливной дождь, мужчины и женщины Халяба вышли встречать победителей и осыпать их цветами. Празднества продолжались повсюду целую неделю. Но вскоре по дороге к гостиничной площади, где работал, я ощутил, что надвигается нечто странное, противоположное радости и веселью, надвигается без предупреждения, решительно и грубо. Распространились слухи о числе погибших и раненых, принесшие горе и печаль. Раздавались листовки, обвиняющие правительство в том, что оно принесло в жертву сыновей своего народа не ради освобождения Машрика и Хиры, а в интересах землевладельцев, хозяев заводов и лавок, и что это была война караванных торговцев, а не принципов. Мне попала в руки и другая листовка, обвинявшая авторов первой в том, что они являются душителями свободы и агентами Амана. В результате прокатилась волна гневных выступлений против Амана, в ходе которых ему припомнили соглашение о передаче источников воды. Правитель созвал совет экспертов, которые вынесли единогласное решение аннулировать договор об источниках и считать их, как прежде, общей собственностью Амана и Халяба. Люди стали поговаривать о возможности новой войны, теперь уже между Халябом и Аманом.
Однажды шейх аль-Сабки и его семья пришли к нам на обед. Снова зашла беседа об итогах войны.
— Если эти волнения есть последствие решительной победы, то что началось бы в случае поражения?! — возразил я шейху.
Он ответил, улыбаясь:
— Такова природа свободы.
— Она напоминает мне хаос, — откровенно сказал я.
Шейх засмеялся:
— Такой она представляется тому, кто никогда ее не чувствовал.
— Я считал вас счастливыми людьми, а оказалось, что ваш народ раздирают скрытые противоречия, — огорченно заметил я.
— Выход — в еще большей свободе.
— Как можно считать нравственным отказ от договора об источниках воды?
— Вчера я был у мудреца Мархама, — серьезно начал он. — Он сказал мне, что освобождение человечества важнее внешней шелухи.
— Шелухи?! — вскричал я. — Необходимо принять принцип нравственности, иначе свет перевернется, и мы вернемся в каменный век.
Самия отозвалась со смехом:
— Мы все еще живем в каменном веке.
— Возьми, Кандиль, свою Родину, страну ислама, — сказал имам. — Что ты видишь? Султан — деспот, ведомый своими прихотями. Где принцип нравственности? Богословы поставили веру на службу его интересам. Где принцип нравственности? Народ думает только о своем желудке. Где принцип нравственности?
Я промолчал, потому что ком застрял в горле. Далекая цель вновь напомнила о себе, и я спросил:
— Война скоро начнется?
— Начнется, как только одна из сторон почувствует превосходство в силе или совсем впадет в отчаяние, — ответила Самия.
— Небось, думаешь о путешествии? — поинтересовалась теща.