— Чтобы подойти к стенам Амана на рассвете, выдвигаемся в полночь.
При прохладной погоде мы снова отправились в путь и ехали до тех пор, пока в свете факелов не показалась великая стена. Перед воротами мы остановились. К нам подошел человек с двумя факельщиками и трубным голосом прокричал:
— Приветствуем вас в Амане, столице Амана! Добро пожаловать в государство всеобщей справедливости!
Он помолчал с минуту, затем добавил:
— Купцы пойдут за проводником в торговое управление, а путешественник — в туристическое.
Я не сразу направился в гостиницу, как в Машрике, Хире и Халябе, а проследовал за проводником в небольшое официальное учреждение внушительного и аккуратного вида, охраняемое вооруженными людьми. Меня отвели в освещенную факелами комнату. В центре за столом сидел чиновник. По обе стороны от него, как статуи, стояли охранники. Я предстал перед ним, и он спросил у меня имя, возраст, количество ввозимых денег, срок и цель моего пребывания. Я отвечал совершенно откровенно, и чиновник сказал:
— Поскольку ты остался жить и работать в Халябе и обзавелся там семьей, то считаешься гражданином этой страны.
Я не возражал, и он продолжил:
— Мы разрешим тебе остаться здесь на десять дней. Этого достаточно для путешественника.
— А если мне здесь понравится, и я захочу остаться на больший срок? — спросил я.
— В таком случае подай прошение, мы рассмотрим его и вынесем вердикт — либо положительный, либо отрицательный.
Я кивнул в знак удовлетворения, скрыв при этом свое удивление. Он снова заговорил:
— Мы приставим к тебе необходимое сопровождение.
— А могу я от него отказаться? — поинтересовался я.
— Это обязательный порядок для твоего же блага.
Он хлопнул в ладони, и в комнату вошел человек лет шестидесяти. На нем была такая же форма, состоявшая из куртки, набедренной повязки до колен, сандалий и головного убора, похожего на шлем, но только из хлопка или льна.
— Кандиль Мухаммед аль-Инаби, путешественник, — сказал чиновник, переводя взгляд с меня на него. — Флука, твой проводник и уполномоченный туристического управления.
Мы покинули учреждение, и Флука молча, как тень, последовал за мной, лишив меня свободы и духа приключений. Он шел большими шагами рядом со мной, и мы вместе погрузились в темноту, ища защиты в свете звезд и факелов стражи.
— Мы на пути в гостиницу, — сухо пояснил он.
Миновав квадратную площадь, мы подошли к гостинице, которая в свете факелов казалась не менее огромной и роскошной, чем гостиница в Халябе. И хотя комната оказалась меньше и проще, в ней было все необходимое для отдыха, к тому же она была чисто прибрана. Я заметил две сдвинутые кровати и обеспокоенно спросил:
— Зачем вторая кровать?
— Для меня, — спокойно ответил Флука.
С нескрываемым недовольством я спросил у него:
— Ты будешь спать в одной комнате со мной?
— Конечно, зачем занимать две, если мы поместимся и в одной.
Разозлившись, я возразил:
— В комнате я предпочитаю находиться один!
— Таков закон нашего государства, — отвечал он с тем же спокойствием.
Я брезгливо сказал:
— В таком случае свободным я себя здесь могу чувствовать только в туалете.
— И этого тоже никак нельзя, — сухо заметил он.
— Ты понимаешь, что говоришь?
— У нас нет времени на пустые обсуждения.
Я нахмурился и закричал:
— Тогда мне лучше продолжить путешествие!
— Каравана не будет еще десять дней..
Он переоделся в ночную рубашку и прошел к своей кровати со словами:
— Для вас здесь все новое, все непривычное, надо избавляться от плена вредных привычек.
Смирившись, я переоделся и лег в постель, но был настолько раздражен, что не мог уснуть, пока меня не одолела усталость.
Утром мне было так же неприятно видеть его в комнате, как и вечером, но я набрался терпения. Флука отвел меня в столовую, мы сели за маленький стол и позавтракали кефиром, булочками, яйцами и засахаренными фруктами. Завтрак был вкусный и сытный, и я съел его полностью, не притронувшись только к стакану вина.
— Вино подается к каждой еде, это обязательно, — сказал мне Флука.
Я резко ответил:
— Мне вино не нужно.
Он с привычным спокойствием заметил:
— Я знал многих мусульман, пристрастившихся к выпивке.
