— Мы запретили продажу, нам нужно больше рабов, — сказал он. Затем посмотрел на меня:
— Если хочешь, присоединяйся к нам, как это сделал Фам. Вступай в ряды рабов, получай безопасность и развлекайся с наложницей.
Я поблагодарил его за щедрость и покинул дворец с сердцем, изнывающим от горя и потери. По дороге в гостиницу Фам сказал:
— Наслаждайся девицей, пока не пресытишься, а это случится очень скоро!
Сам не сознавая того, он только умножил мои печали. Фам продолжал:
— Неподходящее время для исполнения твоих желаний. Есть новости, что Хира готова объявить нам войну.
— Под каким предлогом? — спросил я его с тревогой.
— Они жаждут захватить сокровища владык и зеленые пастбища, — усмехнулся он с горечью. — Им не нужно искать предлога.
Меня охватила тревога, и страдания мои усилились. Мы расстались недалеко от рынка, и я тотчас же направился к шатру Арусы. Старик встретил меня, пристально изучая выражение моего лица. Он сказал:
— Твои попытки не увенчались успехом, клянусь луной.
Аруса глупо рассмеялась, и я с сожалением подтвердил:
— Мои старания пошли прахом.
Указывая на Арусу, старик сказал, смеясь:
— Она ждала тебя!
— Я не переживу, если наша связь окажется временной.
— Любые отношения преходящи, чужак, — усмехнулся старик.
— Лучше бы они не кончались, — не выдержал я.
Он рассмеялся:
— Что за эгоист этот путешественник! Ох уж эти сложности… Мы народ простой и не любим замысловатостей.
— Будто вы не знаете, что такое любовь!
— Мы знаем, что она есть удовольствие на ночь или на неделю, месяц, в самом безумном случае год. Чего ж большего ты хочешь?
Я серьезно спросил его:
— Что можно посоветовать такому безумцу, как я?
— Возьми ее в пользование, каждый раз возобновляя договор, пока не разлюбишь.
— Для этого мне опять нужно обращаться к стражнику?
— Вовсе нет, это мое право как родителя. На сколько ты хочешь?
— На как можно больший срок.
— Бери ее в пользование помесячно.
— Пусть так и будет.
— Но если она захочет, договор будет расторгнут.
Я кивнул в знак согласия, а он сказал:
— Три динара в месяц.
Сделка состоялась, и мы с Арусой ушли в нашу комнату в гостинице. Я решил не омрачать своего счастья и жить только настоящим моментом. Я попросил ее:
— Позволь мне прикрыть твое красивое тело.
— Не делай из меня посмешища, — раздраженно бросила она.
Я покорно уступил. Она казалась мне прекрасным миражом, который вот-вот растает, и я наслаждался им, хотя сердце мое одолевали призраки разлуки и несчастья. Однако жизнь с этой прекрасной женщиной была замечательна, обещая душевный покой и умиротворение. Она любила гулять по пастбищам и бродить по рынку. Однажды мы шли вместе счастливые, когда нас увидел аль-Кани бен Хамдис. Он подошел ко мне со словами:
— Мы отправляемся завтра на рассвете.
Мне было неловко, но я сказал:
— А я остаюсь.
— Караван бывает здесь каждые десять дней, — засмеялся он.
Я растворился в любви и потерял чувство времени. Путешествие и моя миссия потеряли для меня всякое значение. Пусть я останусь здесь до конца жизни. Вскоре появились первые признаки материнства, приносящие душе радость, а телу недуги. В этом я находил утешение, преодолевая беспокойство сердца и капризы настроения. Мне хотелось оседлой жизни, даже если она окончательно привяжет меня к Машрику, полностью изменив и образ жизни, и мечты. Я сказал, потешаясь над самим собой:
— Кажется, я создан для любви, а не для странствий!
Время бежало. Наступила ночь полнолуния. Рабы устремились на площадь поклонения. Мы отправились на площадь вместе, с трудом пробираясь сквозь толпу.
— В эту ночь супруги расходятся, — серьезно предупредила меня Аруса.
Ее рука выскользнула из моей, и она растаяла в толпе. Я остался стоять один — растерянный, рассерженный, сломленный и несчастный. Ритуалы следовали один за другим, а я спрашивал себя: чем она занимается с посторонним мужчиной? Когда пришло время обниматься, мне предложила себя женщина лет сорока, не лишенная красоты. Она раскрыла мне свои объятья, и я понял, что происходящее сейчас со мной происходит где-то и с Арусой. Виночерпии разносили финиковое вино, и я, выпив стакан, потерял контроль над собой и влился в молитву Машрика. На рассвете я в изнеможении присел, поджав под себя ноги, у входа в гостиницу, пока ко мне, пошатываясь, не подошла Аруса. Я молча поднялся, она взяла меня под руку и отвела в комнату.
