Та, которая шла к Мисарте и Тису, остановилась и занесла руки для смертного колдовства. И в это мгновение из-под ее руки, из тени выскользнул диковинный, состоящий из клыков и игл сверкающий зверь и сначала прикрыл от гибели Мисарту своим телом, а потом закружил, забегал водоворотом вокруг одной из Йок, не в силах приблизиться к ней.
«Брускар, – вспомнил название диковинного зверя и свой браслет, оставшийся на шее Брайдика, Тис. – Спасибо, Олк».
Вспомнил и вытащил из-за пояса жезл Джора и бросил его в синее небо. И вторая Йока влила в визг первой рычание зверя и стиснула кулаки, обратив жезл Джора в клочья копоти вместе с пакостью, облепившей его. А потом стала искать и самого Тиса.
Но он был в безмолвии.
Она снова стиснула кулаки, но ничего не произошло. Лишь вымазанное в крови Тиса гранитное изваяние, изображающее вазу, в центре крепостной площади разлетелось в щебень.
Но он продолжал оставаться в безмолвии.
Она снова стиснула кулаки, и пакость, что сидела на груди Тиса там, внизу, возле лежащей на снегу Мисарты, стала расти, и одновременно с этим скрежетать клешнями и дергаться, словно и она не могла прорваться сквозь пелену безмолвия. И тогда Тиса соединил обе ладони, на которых, пронзая его невыносимой болью, пылали знаки единства и колесо Нэйфа. И Йока его увидела и стиснула кулаки в последний раз. А вслед за этим начала сплетать заклинание потери памяти для всех Стеблей сразу.
Тис не умер. Его ладони обуглились. Но он не умер. Он вернулся в самого себя, а в пепел разлетелась его тень. И теперь этот пепел, кружась, опадал на крепостной двор. А вслед за ним начал падать снег. Кружиться и приносить облегчение, но не одаривать силой, хотя сила откуда-то все-таки взялась, а забирать ее. У той Йоки, что продолжала визжать. У той, что была заключена в смерч брускара. У той, что продолжала ворожбу. Тис посмотрел вниз и увидел, что поверженная Мисарта держит его за ногу, и снова соединил ладони. Ничего не произошло. Йока все еще была тысячекратно сильнее любого из ее противников. Уже занимались пламенем во всем замке пищалки, отражая заклинание забвения и обращая его обратно на его источник. Уже Сиона начинала ворожить на дождь, чтобы, к будущему раздражению Слата, пролить этим дождем чуть ли не все комнаты крепости. Уже едва держался, замыкая в круг смертельно опасного врага, Олк. Но Йока была сильнее. И никто бы не смог подойти к ней, не лишившись жизни. И если первая Йока продолжала визжать, вторая с недоброй насмешкой на губах застыла в искристом водовороте брускара, то третья снова поднимала руки.
Маленький рыжий комок, прикрытый браслетом Нима и облепленный снегом появился словно ниоткуда и вцепился в ногу визжащей Йоки. Она ойкнула, согнулась, заплакала, прекратила визжать, и только тогда заклинание сработало. Вторая и третья Йоки, которых видели только Тис, Олк, Сиона и Фаола – исчезли. Ладони Тиса выгорели до кости, и он, упав рядом с Мисартой, опустил их в холодный снег. Бесчисленные мухи опали черным пеплом поверх пепла безмолвия Тиса и тут же стали заноситься снегом. Из южной башни выбежал Гантанас, обнял Йоку, закутал чем-то, укрыл ее самим собой и повел в тюремную башню.
«Хорошо, что в Приюте пока что мало детей», – подумал Тис, глядя, как обратившаяся в полугриса Фаола уничтожает ползущих к тому месту, где только что стояла Йока, тварей. И на Тисе тоже уже не было метки.
– Ты уже выйдешь из сумрака или нет? – услышал он голос Мисарты и, наконец, почувствовал, что боль в его руках куда сильнее, чем ему это казалось поначалу.
– Спасибо, – сказала она ему.
– Мисарта, – он произнес это с трудом. – Ты должна знать. Твоя мать убила мою мать. И моего отца. И у нее на поясе меч моей матери.
– Я знаю, – ответила она. – Как и то, что ты по сути мой двоюродный брат.
– В этом я не уверен, – прошептал он. – Разве у твоего дяди были когти на ладонях?
Он поднял ладони и посмотрел на ужасные раны.
– Думаю, что нет, – она встала и потрясла головой. – Но меня зовут не Мисарта. Меня зовут Фана. Не знаю еще, какое имя выбрать. И Алаин все-таки моя мать, какой бы она ни была. Кто-нибудь накроет Олка?
