Далеко за полночь она поняла, что просто не может уснуть. Конечно, можно было прочесть заклинание, Хила научила этой маленькой хитрости девчонок первого потока еще в прошлом году, но Гаота не хотела лишнего колдовства. Она хотела чего-то другого. И вот, лежа в постели, прислушиваясь к мурчанию Брайдика и сопению Дины и Йоры, Гаота стала вспоминать самые счастливые дни своей жизни. Их оказалось не так уж и мало. И, обливаясь светлыми слезами, она постепенно добралась почти до самого конца своего счастья. До того теплого вечера в далекой Нечи, когда мама учила ее приглядываться к тому, что вокруг.
Гаота не знала в точности, как называется эта магия. Сейчас, вспоминая эту ворожбу, она вдруг поняла, что все ее умения – и по исцелению, и по прочим хитростям, которых осталось в памяти не так уж и мало, не были связаны с затверженными заклинаниями. Кто-кто, а уж ее мама точно не бормотала наговоры, не заставляла зубрить присказки или правила. Она просто делала. И дочь учила – просто делать. И как в тот самый вечер в Нечи или как в один из дней уже здесь, в Стеблях, когда Гаота исцелила Пайсину, девочка снова слепила невесомый и невидимый ни для кого кроме нее самой маленький живой шар и долго, наверное, не менее часа согревала его в ладонях. А потом подбросила его вверх и прошептала что-то. Ни слова, ни выдох, ни мелодию. Что-то неслышное, что она могла бы повторить в любой момент, но не смогла бы передать кому-то или записать буквицами на пергаменте, даже если бы захотела.
И этот шар стал расти и расширяться, охватывая сначала всю комнату Гаоты. Потом всю девочковую половину дома учеников. Потом весь дом учеников. Затем уже южную башню, среднюю башню, дом наставников и северную башню, и вскоре уже все Стебли со всеми их ходами, залами, коридорами и лестницами, начиная от зеркальной комнаты в самом глубоком подземелье, и заканчивая площадками верхних ярусов южной и северной башен.
Гаота уже знала, что она не видит тайных ходов и секретных помещений, потому что видит только то, что связано с жизнью, с живыми людьми. Так теперь она с трудом, но различала то, что не видела в прошлый раз – тайный ход из крепости через Сторожевую башню и тайный ход через Северную башню, да и то с великим трудом и только потому, что и там, и там не так уж давно через сотни, а может быть и тысячи лет ступила нога человека, и ее нога в том числе. Неоткрытые тайны Стебли продолжали ревностно хранить. Но зато Гаота чувствовала, видела жизнь. Начиная от силуэтов спящих подруг и кота, и заканчивая мерцающими огнями прочих обитателей крепости.
Она видела девочек и мальчиков, спящих в своих постелях, и не слишком отличала Флича от Джая, Сиону от Фаолы, Тиса от Джора, хотя последние были едва различимы, как будто спали под тремя одеялами. Видела охранников и мастеров, наставников и лошадей в конюшне, различая крохотную искру Звездочки. Разглядела даже Кайлу, которая как будто тоже не спала в доме наставников, не спала по соседству с Гантанасом, который бродил по своему верхнему этажу из угла в угол, и именно Кайла – единственная из всех, кого осязала Гаота, как будто почувствовала ее взор и даже погрозила ей пальцем – мол спи, девочка, спи. Не твое это дело, не лезь в страшное. Но как бы это ни казалось странным, страшного не было. Гаота не чувствовала ни зла, ни беспокойства, ни опасности. Если угроза и существовала, то она или спряталась, или скрылась. Замерла и затаилась. Умолкла и задержала дыхание. Или вовсе покинула крепость? Нет. Этого не могло случиться. Она где-то поблизости. И ее нужно было найти. И ее можно было найти. Можно и нужно. Хотя бы для того, чтобы она никого больше не убила.
– Почему она? – спросила сама себя Гаота. – Потому что угроза? Опасность? Почему не он. Глупость какая. Может быть и он… Где он или она могли скрыться? В непроглядной темноте лабиринта и неоткрытых тайных ходов? Может быть. Но скорее всего среди этих мирных подрагивающих огоньков.
Внезапно Гаота почувствовала, что уже готова заснуть. Она еще раз окинула взглядом всю крепость и наконец поняла, что россыпь черных точек на среднем ярусе и поблизости – это сгоревшие во время убийства пищалки, из которых, как уверил ее тот же Юайс, ничего уже нельзя извлечь. А серые точки, рассеянные по всей остальной крепости – это пищалки целые, которые троица так и не использовала, и которые могут ей помочь в поисках. Осталось только придумать, как это сделать. Но это уже надо будет сделать завтра утром. А теперь – спать. Спать, не вытирая слезы, которые почему-то безостановочно побежали по ее щекам…
