Однажды утром, очень рано, прохаживаюсь по дворику в ожидании завтрака и вижу сеньору средних лет, бегущую ко мне с двумя малышами на руках. Сеньора напугана, словно только что увидела самого дьявола. Плача, говорит мне, что видела негра, купающегося на пляже.
Гляжу, куда она показывает пальцем, и вижу: прямо против песчаной косы плавает преспокойненько этот кретин. Будто находится в общественной купальне.
Я подхожу к кромке берега. Говорю ему, что он рехнулся. Советую немедленно выбираться из воды и молить всех святых, чтобы семья Генералиссимуса не узнала о его заплыве.
Он становится на ноги. По грудь в воде. Разъяряется. Кричит, что море принадлежит всем. Что будет купаться там, где ему заблагорассудится и когда угодно. Орет, чтобы я не совал нос в его дела. Что он достаточно взрослый и не нуждается в указчиках.
Я должен поставить его на место. Поэтому говорю: «Если ты никогда не смотрелся в зеркало, то это не моя вина. Как не моя вина в том, что твоя свинячья душа вселилась в тело с кожей чернее, чем уголь».
Говорю ему: «Этот пляж только для богатых белых. Немедленно выбирайся из воды, если не хочешь, чтобы я вытащил тебя за волосы, мерзопакостный кретин!»
Он хотел мне ответить. Но ярость словно парализовала его язык. Выходит из воды и быстро шагает к нашему дому. Я иду вслед за ним. Иду не слишком быстро, чтобы он не застал меня врасплох. Он значительно моложе меня, но не обладает моим опытом и не знает, что я хитер, как ягуар.
Когда он открывает дверь, я уже держу в ладони кольт сорок пятого калибра. Хотя он об этом не догадывается. Негр врывается в дом, роется по всем углам в поисках оружия и кричит, что убьет меня как собаку. Убьет меня еще раз, сотни раз, когда мы оба воскреснем и снова встретимся. «Вспомни об этом, когда родишься, — орет. — Не забывай, кто твой вечный враг!»
Наконец, он находит свой пистолет, поворачивается, чтобы отправить меня на тот свет. И вот тогда я всаживаю ему в живот всю обойму, поскольку эти негры очень живучи…
Выходит, не дал я возможности убить меня. Думаю, никогда не дам, если проклятого негра распознаю после его новой реинкарнации.
Еще несколько секунд сержант размышляет и почти неслышно говорит:
— С тех пор прошло восемнадцать лет.
Небо в зарешеченном окне темнеет. Сумерки проникают вовнутрь. И поскольку сержант не зажигает свет, мы сидим в полутьме. Однако я вижу, что выражение его лица уже вовсе не доброжелательное и дружелюбное, каким оно было раньше, в начале разговора. Он смотрит на меня, не мигая, тяжело. Затем берет пузырек с таблетками, вытряхивает несколько штук и проглатывает. Говорит:
— Аспирин. Голова ужасно разболелась. Просто раскалывается. Между прочим, сколько тебе лет, паренек? Восемнадцать?
Телефон прозвонил трижды, пока он проснулся. Потребовалось еще два долгих звонка, прежде чем он выбрался из темной спальни, прошел по коридору в еще более темную гостиную и разыскал телефонную трубку.
— Вызывает Нью-Йорк, — послышался голос оператора. — Просят мистера Ларри Престона из Лос-Анджелеса.
— Ларри Престон у аппарата, — пробормотал он еще сонным голосом. — Соедините.
Последовала пауза, а затем он услышал ее голос, торопливый и задыхающийся.
— Милый, это Джейнис. Я разбудила тебя? Извини, пожалуйста. Но мне необходимо с тобой поговорить. Я схожу с ума.
Последние остатки сна улетучились из его головы. Комната стала приобретать знакомые очертания. Он нащупал кресло, стоявшее рядом с телефонным столиком, и сел.
— Не нервничай. Расскажи, что произошло.
В последний раз он разговаривал с ней почти три дня назад.
— О, Ларри, это ужасно. Он заявился сегодня ночью. Полчаса назад. Пьяный, вдрызг пьяный. И начал меня бить.
В трубке послышались рыдания.
— Как он узнал, где ты живешь?
— Сказал, что справился обо мне в конторе. Там ему дали мой новый адрес. Послушай, он сказал, что никогда не согласится на развод. Ты бы его видел: он орал и ругался, грозился разделаться со мной и с тобой. О, милый, что нам делать? Я совсем запуталась, мне так одиноко, когда тебя нет рядом.
Он слышал, как она плачет.
