Издалека донесся шум и гул голосов, и все головы на улице повернулись в сторону Гамалийи. Оттуда выехала двуколка, везущая женщин, которые пели и хлопали в ладоши. В центре сидела невеста. Видно, ее везли из бани. Мальчишки бежали за повозкой, весело крича и цепляясь за борта. Повозка направлялась в квартал Габаль. Вся улица наполнилась пением, поздравлениями, приветственными возгласами. Вдруг дядюшка Шакрун громко и гневно крикнул:
— Бей! Бей!
Аватыф поспешила к отцу, усадила его и стала нежно гладить по спине. Арафа недоумевал: «Что случилось? Может быть, он просто бредит? Вот проклятая старость! Как же тогда выглядит наш дед Габалауи, если, конечно, он еще жив?!» Обождав, пока дядюшка Шакрун успокоится, Арафа осторожно спросил:
— Дядюшка Шакрун, ты видел Габалауи? Не глядя в сторону Арафы, тот ответил:
— Глупец! Разве ты не знаешь, что он уединился в своем доме еще до времен Габаля?
Арафа засмеялся, а Аватыф тоже улыбнулась.
— Да продлит Аллах твои дни, дядюшка Шакрун! — пожелал старику Арафа.
— Твое пожелание имело бы цену, если бы сама жизнь что–нибудь стоила! — воскликнул Шакрун.
Девушка подошла к Арафе забрать стакан и шепнула:
— Оставь его в покое. Он совсем не спит по ночам! Арафа страстно прошептал:
— Мое сердце принадлежит тебе, Аватыф! И, прежде чем она отошла, добавил:
— Я хочу поговорить с ним о нас с тобой!
Аватыф погрозила ему пальцем и отошла, а Арафа принялся развлекаться, наблюдая за играми детишек на мостовой. Неожиданно со стороны квартала Касем появился Сантури. Арафа непроизвольно отпрянул от решетки окна. Что привело сюда футувву?! К счастью, Арафа жил в квартале Рифаа и его футуввой и покровителем был Аджадж, которого он щедро оделял «подарками». Сантури подошел к кофейне Шакруна и остановился. Не отводя глаз от лица Аватыф, он сказал:
— Кофе без сахара!
Из какого–то окна послышался смешок. Из другого высунулась женщина и спросила:
— Что заставило футувву квартала Касем пить кофе в кофейне для бедняков?
Но Сантури, казалось, ничего не замечал. Аватыф подала ему чашку, и сердце Арафы сжалось в груди. Футувва ждал, когда кофе немного остынет, и во весь рот, так что были видны его золотые зубы, улыбался девушке. Арафа поклялся в душе, что когда–нибудь затащит его на Мукаттам и там хорошенько отдубасит. Сантури отпил глоток и пробурчал:
— Спасибо твоим прекрасным ручкам!
Аватыф боялась и улыбнуться ему в ответ, и нахмуриться, а Шакрун с явной опаской наблюдал за этой сценой. Футувва протянул девушке монетку в пять пиастров и, не дожидаясь, пока Аватыф отсчитает сдачу, повернулся и пошел в кофейню квартала Касем. Аватыф смутилась, не зная, что делать, а Арафа тихонько приказал ей:
— Не ходи за ним!
— А как же сдача? — спросила она.
Дядюшка Шакрун, несмотря на слабость, поднялся, взял сдачу и пошел в кофейню. Вернувшись через некоторое время, он уселся на свое место и принялся громко хохотать.
— Успокойся! — умоляюще произнесла Аватыф. Старик снова встал на ноги и, обратившись лицом к Большому дому, воскликнул:
— О Габалауи! Габалауи!
Из окон, дверей, кофеен и подвалов на него устремились многочисленные взгляды, мальчишки столпились вокруг старика, и даже собаки глядели в его сторону. А Шакрун восклицал:
— О Габалауи! До каких пор ты будешь хранить молчание и скрываться? Заветов твоих никто не соблюдает, имение твое идет прахом. Тебя обкрадывают, Габалауи, так же как обкрадывают твоих внуков!
Многие хохотали над его словами, мальчишки хихикали, а Шакрун продолжал:
— Габалауи! Ты слышишь меня? Разве ты не знаешь, что с нами происходит?
Зачем ты покарал Идриса? Ведь он был в тысячу раз лучше, чем футуввы нашей улицы! О Габалауи!
В это время из кофейни вышел Сантури и крикнул:
— Эй, лгун, веди себя пристойно! Старик грозно повернулся к нему и сказал:
— Будь ты проклят, негодяй! Многие испугались за старика: «Пропал человек!» Сантури, ослепленный яростью, накинулся на Шакруна и ударил его кулаком по голове. Старик попятился назад и, если бы Аватыф не поддержала его, упал бы. Сантури, взглянув на девушку, вернулся на свое место в кофейне.
— Пойдем домой, отец, — сквозь слезы проговорила Аватыф.
