История Первого Болгарского царства - страница 59

Сдержанность, проявленная Симеоном, возможно, стала результатом влияния его отца; но Симеону вскоре предстояло навсегда потерять его добрые советы. Второго мая 907 г. Борис умер[328]. За пределами Болгарии никто этого не заметил; он давно ушел от мира. Германия, народ которой говорил о нем со страхом, теперь была столь далека, когда мадьяры поселились между двумя государствами, да и в Константинополе греков заботили другие проблемы. И все же сейчас подошла к концу жизнь одного из величайших людей в истории. Климент пережил своего великого покровителя на девять лет и умер за повседневной работой в 916 г. Наум, оставивший Преслав, чтобы удалиться в монастырь, который он основал в Охриде, умер в 906 г.[329]

Мир между Империей и Болгарией продолжался еще несколько лет, нарушил его только небольшой мадьярский набег через запад Болгарии к Диррахию[330]; а тем временем Симеон наблюдал с нетерпеливым интересом за любопытными происшествиями при дворе Константинополя. Император Лев Мудрый был очень неудачлив в семейной жизни. Его первая жена, святая, которую он ненавидел, умерла, не оставив потомства; вторая жена, дочь Зауца и его любовница в течение многих предыдущих лет, умерла, родив ему только дочь. Из двух братьев императора один, патриарх Стефан, умер в 893 г., другой, император Александр, был бездетен и распущен. Заключение третьего брака противоречило духовному закону, и сам Лев осудил его при кодификации законов; но при столь чрезвычайных обстоятельствах он чувствовал, что оправданно мог встать выше закона. Однако третья жена императора также умерла, не оставив ребенка; и вскоре, видимо, его единственная дочь сошла в могилу. Лев в отчаянии мог бы тогда покориться своей судьбе, приговорившей его династию к исчезновению из-за ее происхождения, запачканного кровью и отмеченного супружеской неверностью; но новый фактор изменил всю ситуацию. Он влюбился в темноглазую госпожу, Зою Карвонóпсину, из семейства святого Феофана. Сначала он только взял ее во дворец, признав своей любовницей; но в конце 905 г. она родила ему сына, Константина по прозвищу Багрянородный. Лев посчитал теперь себя обязанным жениться на Зое и таким образом узаконить своего наследника в правах. Но встретил непреклонное сопротивление со стороны Николая Мистика, друга, которого он посадил на патриарший трон; Николай как патриарх не мог потворствовать совершению столь возмутительного поступка. Наконец он предложил компромисс. Его условия, предполагающие крещение и признание мальчика, если его мать оставит двор, были приняты, но нарушены императором. Через три дня после крещения, в январе 905 г. Лев женился на своей любовнице и короновал ее под именем Августы, что стало прямым вызовом патриарху. Гордый Николай, властный и бесстрашный, принял его. Все попытки решить дело миром потерпели неудачу. Лев получил поддержку папы и других восточных патриархов, которые с ревностью относились к престолу в Константинополе; но Николай остался при своем мнении и на Рождество закрыл двери храма Святой Софии перед императором. Лев парировал несколькими неделями позже, арестовав его и отправив в изгнание. Патриарший престол достался более покладистому и подвластному монаху, Евфимию Синкеллу.

Лев одержал победу, но применив силу, и поэтому должен был войти в противоречие с набожным общественным мнением. Многие полагали, что наместник Бога, император, в первую очередь представлял собою закон, но другие считали, что даже он был связан законами божьей церкви. Еще раз был поднят вопрос о взаимоотношениях церкви и государства, и Константинополь начали раздирать противоречия. Триумф императора Льва оказался эфемерным и поверхностным. Изгнание Николая для какой-то части города представлялось мученичеством, и его партия поддержки, таким образом, получила поощрение. Кроме того, здоровье Льва было слабым; он вскоре умер. Александр, брат императора, ненавидел его и все введенные им обычаи. Но он погряз в беспутстве и также вскоре умер. Даже маленький мальчик, будущий наследник престола, оказался очень болезненным. Куда бы византийский народ ни взглянул, небо оставалось пасмурным; начинался шторм