История Первого Болгарского царства - страница 58
Симеон не мог позволить себе не обратить внимание на мадьярскую миграцию. Трансильвания и долина Тисы не представляли для него большой важности, кроме соляных шахт, так как соль являлась важным булгарским экспортом. Гордый царь не мог потерять обширные области без борьбы. Но хотя мы знаем, что его отряды и воевали с мадьярами, о накале этой борьбы нам ничего не известно. Согласно мадьярам, греки помогли булгарам, но были побеждены[322]. Вероятно, после нескольких неудачных схваток Симеон решил сократить потери и вывел свои войска. Его обширная трансдунайская империя теперь уменьшилась до равнины Валахии[323].
Миграция мадьяр оказала далеко идущие последствия на историю Болгарии и всей Европы. В данный момент и в течение почти столетия их присутствие воспринималось соседями — славянами, франками и греками — как ужасная неприятность; мадьяры получили особую известность благодаря своим эффективным и постоянным набегам. Но дальновидные франкские и греческие государственные деятели видели в них избавление и благословение. До настоящего времени устойчивые и плодовитые племена славян распространялись из Греции и Италии к Балтийскому морю. Если им суждено было когда-нибудь объединиться — а это могло произойти, — тогда их преобладание в Европе стало бы несомненным. Но теперь посреди славянской массы был вбит клин; северные и южные славяне разделились навсегда. Теперь они должны были идти собственным путем. С появлением нового врага они уже не могли заселять новые земли. Соседние народы были спасены.
Но хотя славянский мир в конце должен был уступить под напором движения мадьяр, на Болгарию они повлияли как стимулирующее средство. Борис установил, что Болгария должна являться восточным государством. Теперь для нее не существовало другой альтернативы. Она была совершенно отрезана от Дуная и Запада; бесполезно теперь было оплакивать свои амбиции, которые уже не могли никогда воплотиться в жизнь. Булгарские послы не могли более путешествовать в Аахен или в Ратисбон; дорога была блокирована, поэтому вскоре о западных амбициях забыли. Тоска Симеона о большей власти должна была теперь распространяться на Балканы. Он с жадностью смотрел на земли Сербии и Хорватии и больше всего Восточной империи. А там в это время действительно происходили странные вещи.
Послевоенные годы стали достаточно мирными, этот период времени характеризовался украшением Преслава и расцветом литературы, которой покровительствовал Симеон; но отношения между Болгарией и Империей периодически обострялись, в основном из-за незначительных агрессивных действий со стороны булгар в Македонии. Булгары обязали греческие города Македонской равнины платить им дань и привыкли грабить страну, если не получали ее[324]. В 904 г. арабский пират Лев Триполитанский, уже известный своими набегами на побережье Эгейского моря, внезапно напал на большой город Фессалоники. У горожан не было времени, чтобы организовать надлежащее сопротивление; город был захвачен и разграблен, и большое количество населения убито или угнано в плен. Нападение было связано с проездом через Фессалоники двух должностных лиц, кувикулария Родофила, евнуха, направлявшегося с золотом к отрядам на Сицилии, и асикрита Симеона, доставлявшего золото булгарам, дань, посланную им македонскими городами. Во время бедствия они сумели скрыть свое золото. Родофил был захвачен сарацинами, и ему приказали показать, где он укрыл золото; но тот отказался предать оказанное ему доверие и погиб смертью мученика. Симеон был менее героем, но более мудрецом. Он предложил весь клад Льву Триполитанскому при условии, что тот более не будет разрушать город и уплывет. Сделка была успешно заключена и выполнена, а асикрит получил награду от императора[325].
Но булгары в Македонии не получили свою дань. Решив отомстить, они двинулись вниз на равнину и начали заселять ее. Этим булгарам удалось ослабить и сократить греческое население; тогда греки обратились к Константинополю. Посол Лев Хиросфакт еще раз отправился к булгарскому двору, чтобы заявить протест. Именно в этот период времени Симеон не хотел войны с греками, поэтому он согласился отозвать своих людей
