Но эти предположения несущественны, так как Симеон допустил просчет. Он не понимал, насколько ненадежным оказалось правительство патриарха. Николай выполнял функции регента при ребенке, чью законность он едва ли признавал, и хотя он и был патриархом, но являлся при этом только лидером своей партии. Другая партия имела своего лидера, чьи требования регентства были гораздо более сильными и гораздо более логичными. Императрица Зоя, мать императора, хотя теперь она временно находилась в изгнании в монастыре, имела значительную поддержку; и вскоре товарищи регенты Николая, утомленные его доминированием, обратились на ее сторону. Едва успел Симеон возвратиться в Болгарию, как Зоя вернулась из изгнания и предъявила обвинение правительству[339].
Зою не мучили заботы Николая. Ее не беспокоило то, что он потеряет свое номинальное руководство булгарской церковью. И она решила, что ее мальчик не должен жениться на дочери варвара. Николай остался на патриаршем троне, но теперь он не имел никакого голоса в правительстве. Вся умеренность Симеона и лесть были потрачены впустую. Он обратился за помощью к оружию еще раз. Напрасно Николай написал ему, напоминая о его обещаниях мира. Симеон считал себя свободным от своих обязательств; новое императорское правительство совершенно забыло пункт относительно брака[340].
В сентябре 914 г. булгарские силы появились перед Адрианополем, и армянский наместник крепости был вынужден передать ее в их руки. Но императрица оказалась энергичным правителем. Она тотчас же послала людей и деньги, чтобы возвратить крепость; и булгары посчитали более благоразумным удалиться[341]. Испытав характер императрицы, Симеон не ждал многого. История следующих двух лет нам плохо известна. Симеон не предпринял никакого хода против Константинополя; но в 926 г., если не в 915 г., его отряды были заняты в набегах на западные области, Диррахий и Фессалонику[342]. В 916 г. они даже проникли до Коринфского залива и периодически задерживались в соседних районах приблизительно в течение десяти лет. Их присутствие чрезвычайно беспокоило население; даже святой Лука Малый, прославленный своим аскетизмом и умерщвлением плоти, мигрировал в течение этого периода в Патры[343].
Но Константинополь представлялся Симеону достижимой целью. В 917 г. он снова собрал армию на фракийской границе[344]. Он даже попытался заручиться поддержкой печенегов, ставших его друзьями со времени предыдущей войны; но его послов обошел императорский агент, Иоанн Вогас, чьи финансовые ресурсы были, без сомнения, большими. В этих обстоятельствах императрица решила ударить первой. Время, казалось, благоприятствовало ей; она праздновала триумфы своих отрядов в Армении и Италии; а теперь получила новости, что печенеги подготовились к вторжению в Болгарию с севера. Ее флот приплыл в Дунай, чтобы перевезти их, и вся императорская армия прошла через Фракию до границы[345].
Симеон был захвачен в плен. Печенеги вели себя намного хуже, чем мадьяры, и князь едва ли мог надеяться повторить свою хитрую дипломатию двадцатилетней давности. Но фортуна благоволила ему, и настолько неожиданно, что мы едва ли можем сомневаться в том, что он облегчил ей работу взяткой. Иоанн Вогас достиг Дуная, руководя печенежскими ордами; но там он поссорился с императорским адмиралом Романом Лакапином, и Роман отказался перевозить варваров. Они, утомленные задержкой, не стали ждать; насытившись разрушениями и, вероятно, заняв половину Валахии, возвратились в свои дома. Тогда многие подозревали Романа в некоторой двуличности, но не доказали данного факта. Роман был, конечно, честолюбив и недобросовестен в своих амбициях; также нужно полагать, что золото Симеона повлияло на его действия[346].
Спасенный от печенегов, Симеон мог ожидать наступления будущего более уверенно. Он, вероятно, как представляется справедливым, потерял последнюю область на другой стороне Дуная, но данная потеря имела очень незначительные для него последствия; Дунай представлял гораздо более надежную границу. Однако главная армия Империи являлась мощной силой. И судьба еще раз повернулась лицом к Симеону. Императрица была плохим судьей для солдата. Ее главнокомандующий, доместик схол, Лев Фока, был сыном великого Никифора Фоки, но лишенный способностей своего отца. Его кампания была достаточно хорошо запланирована. После фиаско на Дунае императорский флот подошел вдоль побережья к Месемврии, порту на полуострове за пограничной линией, все еще удерживаемому Империей. Туда Фока направил свою армию, надеясь, вероятно, получить подкрепления прежде, чем он углубится и ударит по Преславу.
