Хаберман не соврал: мы бились почти на равных. Я с большим удовольствием сбил хуком его ухмылку, но тут он мне дал под ребра. Я скрючился, получил в левый глаз, увидел звезды в буквальном смысле, дал задний ход и снова ринулся в бой. Теперь Хаберман отступал, а я наседал, но при этом соблюдал осторожность. Попал ему в диафрагму — он крякнул, но не согнулся. Потом навесил в челюсть слева и справа; будь это прямые удары, тут бы все и закончилось, поскольку я вкладывал в них свой вес. Увы. Я целил высоко и пропустил апперкот, в который Хаберман вложил всю свою силу.
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на полу, а Хаберман склонился надо мной. Перчатки, и свои и мои, он снял.
— Ты в порядке? — с искренним беспокойством спросил он.
Я сел и потрогал челюсть. Она болела, но не была сломана. Из разбитой губы Хабермана сочилась кровь. Я помотал головой, и она вроде бы встала на место.
— Да, в порядке. Дай мне минуту, и начнем новый раунд.
— Спятил? — воскликнул он и выпрямился. — Ты вырубился как раз на минуту и сегодня уже ни на что не годен. Приходи завтра, если захочешь еще. Как насчет виски?
Когда Хаберман отколошматил меня, злобы в нем поубавилось — и во мне, как ни странно, тоже. Я потерпел поражение, но драка пошла мне на пользу, и мысль о виски представлялась отличной. Я так ему и сказал.
Хаберман шагнул к бару:
— Идешь или тебе принести?
— Иду. — Я поднялся на ноги, изображавшие резиновые шланги.
Хаберман уже приготовил два стаканчика виски и воду, чтобы запить. Я хлопнул, ощутил тепло внутри и сразу почувствовал себя лучше физически и морально.
— Да у тебя, дружище, фонарь намечается, — хихикнул он.
— Ты на свою губу посмотри: раздувается на глазах. Помажь ее кровоостанавливающим карандашом, если есть, а заодно и умойся.
— Ага, спасибо. — Хаберман открыл аптечку над раковиной в углу и сказал, чтобы я налил себе еще, если хочется, но я воздержался и надел пиджак, брошенный на перекладину штанги.
— Может, мне пробить дверь наружу, чтобы не ходить через кухню?
— Пробивай, только сначала я передам через тебя кое-что для Салли.
— Господи! Ты не знаешь, что она умерла?
Хаберман медленно повернулся ко мне, и я прочитал ответ на его лице.
— Кажется, мы не с того начали, — произнес я. — Не известно уж, за кого ты меня принял, но виноват я один. Я думал, ты знаешь.
— Нет. Я не видел ее три недели, и… ну да, мы расстались — потому ее семья, видимо, и не сочла нужным уведомить меня. Газетного извещения я тоже не видел. Жаль.
Он не преувеличивал своего горя, но и не притворялся.
— Салли умерла ночью в прошлый четверг. Есть подозрение, что ее смерть не была естественной, и я расследую это.
— Я-то считал, тебя Салли послала — пригрозить мне судом за нарушение обещания или попытаться уговорить… Да теперь уж не важно. Что я могу…
Наверху открылась дверь, и раздался голос миссис Хаберман:
— Ленч готов, Билл. Может, все-таки уговоришь своего приятеля остаться?
— Да, мам, он останется. Сейчас почистимся и придем. Мне есть что сказать тебе, — добавил он, обращаясь ко мне. — Поедим сначала, а после поговорим. За столом помалкивай — для папы с мамой ты мой друг, ясно?
— Ясно. Давай-ка я тоже умоюсь. — Мой фонарь в зеркале аптечки сиял ярче некуда.
Ленч был прекрасный — первая домашняя еда, которая перепала мне за долгое время. Мистер Хаберман сидел у окна, чтобы не пропустить потенциальных клиентов. Он пожал мне руку, и я почувствовал себя круглым идиотом, особенно когда миссис Хаберман пожурила сына за слишком усердную тренировку.
После ленча Билл, извинившись за нас обоих, взял со стоянки машину, и мы поехали к озеру.
— Язык чесался тебя расспросить, — произнес он, — да не хотелось при маме.
— Почему? Она не знает, что вы с Салли встречались?
— Знает, мы ведь были вроде как помолвлены. Салли ей нравилась, но я не хотел сообщать, почему мы на самом деле расстались. Сказал только, что у Салли появился другой и она дала мне отставку.
— Что же случилось в дейстивтельности?
— Я решил, что нам нужно расстаться. Выяснилось, что Салли… не то что сумасшедшая, но с приветом. Нравилась она мне до чертиков, однако жениться… Сам понимаешь.
