— Молчок, господин городовой! Оружие ваше будет наше!
Парни забрали у Шишкова револьвер и шашку, доставили его в кабинет Лимоцова и прислонили к стенке: у него неприлично тряслась нижняя челюсть…
Через два часа тираж был готов. И Арсений сказал Лимонову:
— Вот вам деньги за работу. Полицию можете вызвать минут через десять, не раньше. И — до свидания, господа!
Когда закончилась «немая сцена» и Лимонов поднял переполох, дружинники уже разносили листовки по явочным квартирам. А утром рабочие читали ее текст на городских тумбах, в цехах и в «спальнях».
«Товарищи рабочие! Приближается время выборов в Государственную думу… Мы призываем вас принять участие в выборах. Подавайте голоса за кандидатов Российской социал-демократической партии. Она борется за полную свободу, за республику, за выборность чиновников народом…»
Исправник Лавров два дня лично допрашивал свидетелей операции у Лимонова. Орешкин, как и другие, твердил одно:
— Семеро стояли в наборном и печатном цехе. И у всех надвинуты до бровей серые заячьи шапки. Такие продаются в магазине Пророкова.
Ловили на улицах людей в заячьих шапках, но ничего, кроме конфуза, из этой затеи не вышло.
Даже дьякон подтвердил, что никаких бесчинств не было.
На подмогу Лаврову прислали сотню казаков. В их окружении исправник дважды сталкивался с Арсением на больших митингах. Но «ненавистный агитатор» всякий раз ускользал.
12 февраля 1907 года было получено известие, что Николай Жиделев избран депутатом II Государственной думы. Накануне его отъезда в Санкт-Петербург на шуйской городской площади тесно было от людей, пришедших на митинг. Выступал депутат, давали ему наказы ткачи, горячую речь произнес Арсений. С седла видел Лавров молодого большевика, но взять не смог: держался Арсений в крепком заслоне дружинников и вдруг растворился в огромной толпе.
Потом началась в Шуе «хлебная кампания». Торговцы и булочники взвинтили цены на хлеб и на муку. Большевики призвали ткачей бросить работу в знак протеста. На Ильинской площади снова был митинг. Забастовщики вызвали на трибуну городского голову и потребовали ответа: почему он допускает такую чехарду с ценами? Голова промямлил что-то невнятное: у торговцев дефицит в деле, и надо как-то его покрывать.
Арсений начал речь с предложения:
— Нужна комиссия, товарищи! Из сведущих людей. И пусть она ведет переговоры с торговцами и с городской думой. Не пойдут дельцы на попятную, будем бастовать до полной победы!
Лавров стоял неподалеку. В середине речи Арсения подошел к нему казачий сотник и сказал:
— Да что вы с ним в бирюльки играете, ваше благородие! Я его одной пулей сниму — и концы в воду!
Слова эти перехватил дружинник и кинулся к Арсению. Тот побледнел, обернулся к исправнику и крикнул!
— Вот эти два негодяя договариваются убить меня… Сейчас, на митинге!.. Стреляйте! — он распахнул пиджак. — Но революционного духа шуйских рабочих вам не убить!
Толпа грозно надвинулась на Лаврова. Он, пятясь и угрожая револьвером, отступил к порогу своей канцелярии, бросив на ходу не в меру усердному уряднику Перлову:
— Взять живьем! И — без шума!
Но Арсения увели дружинники. И на время он скрылся. Перлов искал его недели две, однако без успеха.
Наценки на хлеб и на муку были отменены: забастовщики одержали верх.
— Наш Арсений! Он все может! — с гордостью говорили о нем рабочие.
И на первом же собрании выборщиков, где обсуждались кандидатуры на V съезд РСДРП, от шуйских большевиков был выдвинут Фрунзе. Только поехать ему в Копенгаген и Лондон не пришлось.
Началась странная и мало доступная пониманию многих товарищей линия в его бурной деятельности: в нарушение всяких партийных норм он решил убить урядника Никиту Перлова. Тот поклялся «скрутить по рукам этого молодчика». И вышло так, что слово полицейского оказалось крепче.
В те недели основным пропагандистским центром в Шуе сделалась земская больница: ею руководила мать Сани Домской — Раиса Давыдовна. К Арсению она относилась с большой теплотой. И когда в июне 1906 года на очередных стрельбах с дружинниками он нечаянно прострелил руку, она положила его в недавно отстроенное терапевтическое отделение и ухаживала за ним больше десяти дней.
