Начальники станций и военные коменданты, встречая командующего, говорили в один голос: извелись они от бессонных ночей, отдыхают редко, не раздеваясь, с винтовками у изголовья. Почти раз в неделю непременно отражают налеты, которые оставляют по себе горькую память: разобранные пути, сломанные стрелки и семафоры, новый могильный холм в пристанционном сквере.
«Как и чем должна вам помочь армия?» — допытывался Фрунзе. И часто слышал такой ответ: «Угнать бандитов прочь от железной дороги — в пески, в горы. А в аулах поставить крепкую охрану, чтоб басмачи не получали провианта и не виделись с семьями. Бедноту надо объединить. Были же в России комбеды? Вот и здесь так сделать. Получит бедняк землю, воду, его от Советской власти не оторвешь!..»
— Да, все тут надо начинать с азов, — отметил для себя Фрунзе. — Война войной, но ведь и она лишь одна из сторон политики. И басмачи наверняка потеряют базу, как только широким слоям бедноты достанутся плоды нашей победы в Центральной России!..
У Самарканда, где ударила в глаза неповторимая синь мечетей и минаретов, и дальше — к Бухаре, что осталась где-то справа, и до широкой, мутной и быстрой Амударьи — в ковыльной и кипчаковой степи — возникали зеленые оазисы и утопающие в садах кишлаки. Потом показался глинобитный Чарджуй. Там произошла встреча с бухарскими коммунистами, которые горели желанием ринуться в бой против эмира.
— Я помогу вам и советом и оружием, — сказал Фрунзе. — Но пока не будет восстания, армия не имеет права нарушить договорные отношения эмира с Москвой. Штурм Бухары — самая крайняя мера. Я пойду на нее по призыву восставшего народа. А до той поры постараюсь использовать дипломатию: она бывает бескровной и дает отличные результаты.
— Вы хотите вести переговоры с этим подлым деспотом?
— И не только с ним, но и с вождями басмачей. Думаю, что среди них есть и такие, кто уже не верит ни в сон, ни в чох, ни в божью благодать. Иначе говоря, ни в свои бесплодные «идеалы», ни в реальную помощь британцев. Лондонские хитрецы немедленно отшатнутся от «поборников ислама», как только увидят, что у нас перевес — военный и дипломатический. Надо глядеть глубже: не все басмачи — разбойники. Их силу составляют сотни и тысячи тех, кого задела или обидела прежняя власть. Не видя защиты, они ушли к басмачам и принесли им поддержку мусульманского населения. На правильный путь их можно обратить словом да разумно подкрепить его делом. И эмир — если он не последний дурак — должен понять, что дни его сочтены. Помогайте бухарскому подполью. За мной дело не станет. И несите слово нашей правды обманутым дехканам: они вас могут понять лучше, чем меня!
— Но если состоятся переговоры с эмиром, мы ставим одно условие: сохранить жизнь нашему вождю Абдукариму Тугаеву: он уже третий месяц томится в подземной тюрьме! В проклятом зиндане, где полно змей.
— Это я сделаю непременно!..
Михаил Васильевич решил побывать на собрании дехкан в ауле Дейнау. Беднота встретила его восторженно. И очень ей понравились слова кзыл-генерала, которой привез весточку от Ленина. Он говорил, что у них щедро светит солнце и богата на урожай земля, залитая потом тружеников. И вода Амударьи под рукой, а с нею не страшна и засуха. Жить бы и жить, как велит Ленин, Но хозяевами воды, земли и даже солнца все еще считаются баи и беки. Не пора ли взять все блага в свои руки, как это сделали русские крестьяне? А ваш друг — армия красных аскеров — не оставит вас в беде!
— Не верьте ему! — крикнул бай по-туркменски, сложив молитвенно руки. — Не им заведены наши порядки, и не ему их ломать!
— Сразу видно, у кого тут земля и вода! — по-киргизски сказал Фрунзе.
И все его поняли без переводчика.
— Так, кзыл-генерал! Так!..
За Чарджуем необозримо раскинулась слева степь, справа — пески Каракумов. И укрыться-то негде: верблюжья колючка, как зеленые снопы, у границы глинистых такыров, чахлые кривоствольные саксаулы с узкими серебристыми листьями вокруг редких колодцев, волнистые гребни барханов. Но басмачи появлялись на стройных конях, в черных папахах. Гарцевали на холме бархана и скрывались как мираж.
