— Видали, Михаил Васильевич? — Сиротинский стоял у раскрытого окна.
— Да. Сейчас по беспроволочному телеграфу пойдет о нас молва по всей Туркмении.
Под вечер потянули стаи дроф с полей в барханы. Стая быстроногих джейранов, будто не касаясь земли, пронеслась по такыру, закрывшись мутным облаком пыли.
— Возьмите бумагу, Сергей Аркадьевич, я продиктую вам небольшой приказ, навеянный раздумьями охотника… «Приказываю во всех стрелковых полках сформировать охотничьи команды в составе начальника команды, его помощника и 18 стрелков. Формирование произвести без расходов от казны, за счет штата полков. Команды предназначаются для производства правильной охоты, строго согласованной с уставом и правилами охоты на всех животных. Убитая дичь должна представляться в полк и идти на улучшение довольствия». Записали?
— Да.
— Укажите в конце, что охоту разрешается проводить в окрестностях полков и только в те дни, когда полку не предстоит выполнять боевые задания…
За полосой барханов возникла обширная и красивая громада парка в Байрам-Али: когда-то тут было большое имение удельного ведомства. И скоро поезд подошел к старому Мерву, перерезанному узкой лентой реки Мургаб.
Полк вышел на смотр. Но впечатление оставил тяжелое: гимнастерки — не первой носки, выцветшие от солнца, в пестрых заплатах; головные уборы — от панамы и фуражки до меховой туркменской шапки; обувка — ниже всякой критики. И винтовки — как в музее трофейного оружия: русские, английские, даже австрийские и японские. Правда, бойцы держались стройно и прошли согласно. И на приветствие ответили дружно. Но — не то, не то!..
Ночью Фрунзе говорил с Куйбышевым по прямому проводу:
— Срочно затребуйте винтовки и обмундирование. Валериан Владимирович! Я глубоко задет видом регулярного войска, похожего на отряд самообороны, наспех навербованный в городах и аулах. Тем и отличается армия от аналогичных отрядов, что она едина по виду и сплочена не только духом приказа, но единообразием и, я бы сказал, суровой красотой солдатской одежды. Не виню командиров за невольную расхлябанность, но уверен, что она способна расшатать дисциплину…
Ранним утром, на ровной площадке у подножия Копет-Дага, показался зеленый от тополей Ашхабад.
Это было 21 марта 1920 года.
С раннего утра тянулись в Ашхабад пешком и верхом — на конях, ишаках и верблюдах — делегаты съезда всех туркменских племен. Гости подваливали с дороги к ближайшей чайхане, садились кружком на ковер. И за пиалой зеленого чая чинно вели беседу на разных наречиях. Приезд прославленного командира и ожидание встречи с ним делали обстановку праздничной.
Михаил Васильевич выступил на съезде с большой речью. Впервые ашхабадцы и гости слушали человека с удивительно широким кругозором, который щедро раскрывал перед ними богатство своей души и непреклонную убежденность в правоте своего дела. И вера в великую мудрость партии Ленина, в бессмертие ее идей взволновала даже тех, кто решил не поддаваться агитации красного генерала.
Старый пропагандист, он умел говорить просто; держался на трибуне скромно и выражал только суть дела, не думая о красивой фразе.
Он вышел на сцену — аккуратный, приветливый, с доброй улыбкой — и огладил бороду — сверху вниз, словно выжал ее, как мочалку. И услыхал шепот двух стариков, которые следили за каждым его шагом из первого ряда:
— Сакал бар!
— Якши сакал!
Фрунзе понял. И начал речь с… бороды.
— Два почтенных аксакала говорят о моей бороде. Да, борода есть! И что это за мужчина — без бороды, да еще в Туркмении! Я ведь сам из Туркестана и все мечтал прийти ему на помощь с братским словом и с могучей Красной Армией. Со словом дружбы я пришел к товарищам, с оружием пойду к врагам!
Он стоял, опершись правой рукой о край стола, почти не меняя позы, изредка вскидывал левую руку, чтобы подчеркнуть мысль. И это нравилось аудитории: речь была серьезная, обстоятельная; и хорошо, что кзыл-генерал говорил спокойно и не бегал по сцене. А с одного места глядел в глаза каждому, и слова его хорошо укладывались в голове.
Он говорил обо всем, чем жили делегаты съезда в тревоге и волнении, повидав в своем городе за два года и басмачей, и английских сипаев из Индии, и британскую морскую пехоту, и кавалерию шаха персидского. И прежде всего о Советской власти, которая отныне начинает победное шествие по земле Туркестана, неся в своих могучих руках и солнце, и воду, и землю дехканам-труженикам.
