В его комнате сидеть можно было только на кровати. А это — не вариант. Она опустилась на пол между кроватью и стереомагнитофоном. Тут по крайней мере есть возможность вытянуть ноги.
Парк принялся перематывать кассету с Элвисом Костелло. У него были целые стопки кассет, и Элеанора вытащила несколько штук, чтобы посмотреть.
— О!.. — обеспокоенно сказал Парк.
— Что?
— Они разложены в алфавитном порядке.
— Ничего страшного, я знаю алфавит.
— Да. — Он, казалось, смутился. — Прости. Просто когда приходит Кэл, он вечно их перепутывает… Ну вот, это песня, которую я хотел тебе поставить. Слушай.
— Кэл приходит сюда?
— Да, иногда. — Парк сделал погромче. — Уже давно не был.
— Потому что теперь я прихожу…
— Все нормально. Ты мне нравишься гораздо больше.
— Но ты не скучаешь по своим друзьям? — спросила она.
— Ты не слушаешь.
— И ты тоже.
Он нажал паузу, словно не хотел, чтобы песня шла просто фоном.
— Прости. Ты хочешь знать, скучаю ли я по Кэлу? Да мы вместе обедаем почти каждый день.
— И он не против, что ты теперь проводишь все остальное время со мной? И никто из твоих друзей не против?
Парк провел рукой по ее волосам.
— Я же встречаюсь с ними в школе. Не знаю… на самом деле, я не очень-то по ним скучаю. Если честно — я не скучаю ни о ком, кроме тебя.
— С какой стати по мне скучать? Мы же все время вместе.
— Шутишь? Я скучаю по тебе постоянно.
Видимо, Парк умылся, когда пришел домой, но черные следы вокруг глаз не стерлись полностью. И от этого все, что он делал и говорил, казалось гораздо более драматичным.
— Ты с ума сошел, — сказала она.
Парк рассмеялся.
— Знаю.
Ей хотелось сказать ему о Мэйси и Бене. И о том, что их дни, проводимые вместе, видимо, сочтены. Но Парк не поймет. С чего бы ему понять?..
Парк снова включил запись.
— Как называется песня? — спросила она.
— «Элисон».
Парк
Парк ставил для нее Элвиса Костелло — и Джо Джексона, и Джонатана Ричмана и «The Modern Lovers».[109]
Элеанора посмеивалась над ним, потому что все песни были нежными, мелодичными: «И чем они тогда вообще отличаются от „Hall & Oates“?»[110] А Парк в ответ угрожал изгнать ее из комнаты.
Заглянула мама. Элеанора и Парк спорили над сотней разбросанных кассетных коробок. Едва мама вышла — Парк наклонился и поцеловал Элеанору. Самый удачный момент, чтобы вас не застали врасплох.
Элеанора сидела довольно далеко, так что Парк положил руку ей на спину и притянул к себе. Он попытался сделать это непринужденно, словно в сотый раз. Так, словно прикосновение к ее телу в новом месте не было для него подобно открытию Северного полюса.
Элеанора придвинулась. Уперлась руками в пол между ними и потянулась к нему. Это обнадеживало — и Парк положил вторую руку ей на талию. А потом оказалось, что он на самом деле держит ее в объятиях — но недостаточно крепко. Парк подался вперед, стоя на коленях, чтобы закрепить результат…
С полдюжины кассетных коробочек разломились под их весом. Элеанора упала назад. Парк упал вперед.
— Прости, — сказала она. — О боже… посмотри, что мы сделали с «Meat is Murder».
Парк сел и осмотрел кассеты. Ему хотелось смахнуть их с пути.
— В основном коробки поломались. Не переживай. — Он принялся собирать куски пластмассы.
— «The Smiths» и «The Smithereens»… — сказала она. — Мы нарушили даже алфавитный порядок.
Парк улыбнулся ей, но Элеанора смотрела в сторону.
— Мне надо идти, — сказала она. — В любом случае, похоже, уже почти восемь.
— О… Ладно. Я тебя провожу.
Она поднялась на ноги — и Парк тоже. Они вышли на улицу и направились вниз по дорожке. У подъездной аллеи возле дома бабушки и деда Элеанора не остановилась.
Элеанора
Мэйси благоухала как Леди «Avon». И была накрашена как вавилонская блудница. Их действительно могли застукать в любой момент. Что там говорится про карточный домик? Боже-ж-ты-мой.
А Элеанора даже мысли не имела, как будет выкручиваться. Потому что все, о чем она вообще могла думать, — это руки Парка на ее талии, на спине, на животе. И все это, очевидно, в новинку для него: едва ли он когда-нибудь трогал нечто подобное.
Все в семье Парка были достаточно худыми, чтобы участвовать в рекламе «Special К».
