— Пожалуйста, не рассказывайте, — попросила Элеанора.
Бен и Мэйси обменялись взглядами. Потом Мэйси — с тем же жестким посеревшим лицом — обернулась к Элеаноре.
— Ты позволишь нам брать твои вещи?
— Какие вещи?
— Комиксы, — сказал Бен.
— Они не мои.
— Косметику, — сказала Мэйси.
Видимо, они уже обшарили ее кровать. Грейпфрутовая коробка в эти дни была полна контрабанды — от Парка. Элеанора не сомневалась, что младшие все видели.
— Косметику положишь на место, когда наиграешься, — сказала Элеанора. — А комиксы не мои, Бен. Я взяла их только почитать. Ты должен очень аккуратно с ними обращаться.
— И если тебя застукают, — повернулась она к Мэйси, — мама все это отберет. Особенно косметику. Тогда никто из нас ничего не получит.
Они синхронно кивнули.
— Я тебе позволю брать кое-что из моих вещей, — сказала она Мэйси. — Надо только попросить.
— Врешь, — сказала Мэйси.
И она была права.
Парк
Среда — худший из дней.
Они не виделись с Элеанорой. А отец по-прежнему игнорировал его — и за ужином, и на тхэквондо.
Парк спрашивал себя, только ли в косметике все дело. Или карандаш для глаз стал той соломинкой, которая сломала спину верблюда? Все свои шестнадцать лет Парк был странным, слабым и женоподобным, и отец нес это груз на своих широких плечах. Когда же в один прекрасный день Парк накрасился — это и случилось: отец просто-напросто скинул его с плеч.
Отец любит тебя, сказала Элеанора. Да, любит, но какая разница? Отец любил его, потому что был обязан. Так же, как Парк любил Джоша.
Отец даже видеть его не мог.
Парк по-прежнему подкрашивал глаза, собираясь в школу. И смывал подводку, приходя домой. А отец вел себя так, словно Парка вообще здесь нет.
Элеанора
Теперь это только вопрос времени. Если узнали Мэйси и Бен, узнает и мама. Либо дети ей расскажут, либо она найдет что-нибудь сама. Рано или поздно Элеанора где-нибудь проколется… И это будет нечто…
Элеаноре некуда было прятать свои тайны. В коробке, в постели. В доме Парка через квартал.
Она теряла чувство времени, когда была с ним.
Элеанора
Вечером четверга, после ужина, бабушка Парка пришла сделать прическу, и мама исчезла в гараже. Отец возился с водопроводными трубами под раковиной, заменяя утилизатор отходов. Парк пытался рассказать Элеаноре о новой кассете, которую купил. Элвис Костелло.[105] Его красноречие не иссякало.
— Там есть пара песен, которые тебе могут понравиться. Типа баллад. Но остальные все очень быстрые.
— Как панк? — Элеанора сморщила нос. Она была в состоянии выдержать несколько песен «Dead Milkmen»,[106] но за этим исключением терпеть не могла панк-музыку.
«Мне все время кажется, будто они на меня орут, — говорила она, когда Парк пытался добавить панк к ее миксам. — Прекрати орать на меня, Гленн Данциг».[107] — «Это Генри Роллинз».[108] — «Они все на меня орут».
Парк действительно увлекся музыкой «новой волны». Или это был пост-панк? В общем, что-то в этом роде. Он глотал музыкальные группы, как Элеанора — книги.
— Нет, — сказал он. — Элвис Костелло более мелодичный. Мягче. Я тебе перепишу.
— Или просто поставь его мне прямо сейчас.
Парк покачал головой.
— Придется пойти в мою комнату.
— Ладно, — сказала она небрежно.
— Ладно? — переспросил он. — Столько месяцев «нет», а теперь «ладно»?
— Ну а что? Ты всегда говоришь, что твоей маме нет дела.
— Ей нет дела.
— Так в чем проблема?
Парк порывисто поднялся, улыбаясь, и потянул Элеанору за собой. Он притормозил на кухне.
— Мы идем ко мне в комнату слушать музыку.
— Отлично, — отозвался отец из-под раковины. — Смотри, чтобы никто не залетел.
В любом другом случае Элеанора провалилась бы сквозь землю от смущения, но отец Парка умел говорить подобные вещи словно бы между прочим. Элеанора жалела, что он постоянно их игнорирует.
Возможно, мама позволяла Парку приводить девушек к себе комнату, потому что туда можно было заглянуть прямо из гостиной. Или по дороге в ванную и обратно. Но Элеаноре это все равно казалось невероятно интимным.
Она не могла отделаться от мысли, что здесь Парк проводит большую часть времени в горизонтальном положении. Разница — девяносто градусов, но образ Парка, лежащего на кровати, неотступно преследовал ее. А еще он здесь переодевается…
