Женщины, которые пекут хлеб и варят пиво, мясники и держатели таверн —
Всё это люди, причиняющие зло бедняку.
Они наносят вред беднякам, которые могут купить всего лишь на пенни,
Втихую отравляя их раз за разом.
Эти люди богатеют, продавая в розницу то, чем должен кормиться бедняк.
Они покупают дома и становятся землевладельцами.
Если бы они продавали свой товар по честным ценам, им никогда бы не удалось понастроить таких хором
И никогда бы они не нажили столько добра.
Мэры и городские чиновники, правая рука короля,
Связующее звено между королём и народом, чья обязанность — блюсти закон,
Должны покарать недобросовестных торговцев, надеть на них колодки, поставить их к позорному столбу.
В большинстве случаев пивоварами были женщины, и не стоит представлять себе огромные пивоварни современного типа, которые развозят свою продукцию по многочисленным барам. В каждой таверне варили собственный эль, и когда он был готов, над дверями закрепляли специальный знак — шест с веткой или пучком листьев на конце. Иногда эти «пивные шесты» достигали такой длины и были настолько тяжёлыми, что могли повредить фасад дома, на котором крепились, и представляли серьёзную угрозу для тех, кто ехал верхом по узкой улочке; поэтому в Лондоне шесты длиной более 7 футов[22] были запрещены. В каждом районе города были должностные лица, известные как «знатоки эля» или «дегустаторы эля», в их обязанности входило посетить таверну после того, как был выставлен шест, и снять пробу с эля. Если товар оказывался некачественным, весь сваренный эль подлежал конфискации и таверна могла быть даже закрыта. Но если эль был хорошим, пивовар получал разрешение продавать его и вполне мог рассчитывать на прибыльную торговлю, потому что на добрый эль всегда находились покупатели. В поэме «Видение о Петре Пахаре», написанной в XIV веке, есть небольшая зарисовка, позволяющая нам представить себе одну из лондонских таверн и её завсегдатаев: Обжора, олицетворение одного из семи грехов, раскаявшись, рано утром идет в церковь, но тут, на свою беду, он встречает Бетти, которая говорит, что она сварила прекрасный эль и уговаривает Обжору отведать его. Дальнейшие события автор поэмы описывает так:
И вот Обжора входит, его приветствуют божбой и проклятиями.
Сис-швея, сидя на лавке,
Уолт-егерь и его жена — оба пьяные,
Том-лудильщик и двое его подмастерьев,
Хик-извозчик, Хогг-портной,
Клариса из Кок-Лейн и приходской клерк,
Батюшка Пьер из Прэй-ту-Год и Пернел-фламандка,
Доу-землекоп и ещё дюжина других,
Уличный музыкант, крысолов и чипсайдский мусорщик,
Канатчик, лакей и Роза-лавочница,
Ночной сторож, отшельник и тибурнский палач,
Годфри — торговец чесноком и Гриффин-уэльсец —
Все они поутру радостно приветствовали Обжору,
Приглашая его отведать доброго эля.
Раздавались смех и болтовня, и пели «Чаша идёт вкруговую»,
Сделки заключались меж тостов и песен — так продолжалось до самой вечерни,
И Обжора пропустил в глотку галлон и ещё добавил джилл сверху.
Он не мог сделать ни шагу, не мог даже устоять на ногах, не опираясь на палку,
Потом потихоньку двинулся вперёд, как собака слепого музыканта:
Сначала его повело в одну сторону, затем в другую, а местами он даже пятился назад,
Подобно тому, кто выкладывает верёвочные петли, чтобы наловить диких птиц,
И вот, когда Обжора добрался до дверей, в глазах у него помутилось,
Он запнулся о порог и растянулся на полу.
Картина не слишком привлекательная, но зато очень жизненная. В описании Лондона, составленном в XII веке Уильямом Фиц-Стефаном, «неумеренное пристрастие глупцов к выпивке» названо второй моровой язвой, приносившей беды городу, а отчёты следствий по делам об убийствах показывают, как много смертей было связано с несчастными случаями и стычками, происходившими на почве пьянства.
Только что упомянутое произведение Фиц-Стефана является старейшим и почти единственным в средневековой литературе описанием города. Фиц-Стефан начинает с восхваления местоположения Лондона и преимуществ его климата. Нужно учитывать, что в Средние века Лондон соответствовал тому району, за которым в наши дни сохраняется название «Сити» (букв, «город»). Его окружённая стенами территория простиралась от Тауэра на востоке до Лудгейта на западе и была ограничена с севера Холборном, а с юга — Темзой. В конце XIV века население Лондона составляло всего 35 тысяч человек, но даже при этом оно втрое превосходило население Йорка, в то время как Бристоль с 9 тысячами жителей, Ковентри с 7 тысячами и Норидж с 6 тысячами были, по-видимому, единственными городами, численность которых превышала 5 тысяч человек. Во времена Фиц-Стефана население Лондона, возможно, было ещё меньшим, однако в черте города были расположены 136 приходских церквей (не считая собора св. Петра) и 13 монастырей. Обилие церквей было характерной чертой старинных городов: в Норидже имелся кафедральный собор и более 50 церквей, в Кембридже насчитывалось 15 церквей, и даже в таком крошечном городишке, как Льюис, было 8 церквей. Пространство вокруг города занимали огороды, пастбища и хлебные поля, за которыми начинался лес, где горожане имели право охотиться на оленей, вепрей и мелкую дичь. В стенах города ремесленники всех видов держали свои лавки, причём торговля товарами определённого вида была, как правило, сосредоточена на одной улице или в одном районе, так повелось с незапамятных времён, поэтому зерном торговали на Корнхилле (букв, «зерновой холм»), а рыбой на Фиш-Стрит (букв, «рыбная улица»), ремесленники, работавшие с металлом, селились в Лотбери, ювелиры — на Чипсайде, а торговцы мануфактурными товарами — в районе нынешней Каннон-Стрит. На берегу Темзы, неподалёку от винных пристаней, находились съестные лавки, где в любое время можно было найти приготовленные всевозможными способами мясо, рыбу, птицу, жареное мясо, запечённое мясо, рагу и мясные пироги. Именно в эти лавки бежали слуги тех, к кому нагрянули многочисленные нежданные гости; здесь было достаточно припасов, для того чтобы досыта накормить войско рыцарей или отряд паломников, здесь эпикуреец мог найти осетра, вальдшнепов или ортоланов
