– Это, конечно, очень неумная шутка, – Владимир запнулся и вздохнул как двоечник у доски, – но ничего другое не пришло в голову. Боялся, что вы опять не придете в столовую. А по поводу машины для запчастей не беспокойтесь, – добавил он поспешно, – машина уже отправлена.
– Это судьба! – Галина Васильевна от волнения даже отложила ложку. – Поверьте мне девочки, просто судьба, которая одаривает раз в жизни! Главный инженер, и такой милый интеллигентный человек, и так деликатно ухаживает. И ни разу не был женат, не думайте, я уточнила у сведущих людей!
– Вот только разница в возрасте, – вздохнула Раечка, – какие эгоисты эти мужчины! Хоть в тридцать, хоть в пятьдесят, все им подавай двадцатилетних.
– Возраст не самое страшное, – тихо вступила в разговор Соня, – если человек любит и жалеет. Зато будешь избавлена от рая в шалаше.
– А может быть, я хочу именно рай? – обиделась вдруг Алла. – Пусть и в шалаше, но рай!
– Вы еще совсем ребенок, – заулыбалась Галина Васильевна, – ничего, жизнь лучший учитель.
Все три Аллочкины собеседницы дружно кивнули и почему-то пригорюнились.
– Но вы же не рассказали главного! – воскликнула Галина Васильевна. – Что было дальше? Он что-то говорил, объяснялся, приглашал на свидание?
– Ничего особенно, – покраснела Алла. – Пригласил в оперетту. И сказал, что будет ждать после работы. На служебной машине.
Все три слушательницы только руками всплеснули.
Тут надо рассказать еще об одной детали, не менее важной для нашей истории, чем описание столовой. Дело в том, что и завод, и строительно-монтажное управление размещались у самой станции в ближнем Подмосковье, так что единственным и, надо сказать, вполне удобным транспортом для всех сотрудников была пригородная электричка. (Теперь-то этот район давно находится в черте города, и даже не на самой окраине, но из-за плотных утренних пробок кажется еще более отдаленным и недоступным.) А в то время все, буквально все работники завода, в том числе и Галина Васильевна, ездили на завод утренней московской электричкой с Белорусского вокзала. И почти так же дружно после трудового дня коллектив отбывал к месту проживания, не считая нескольких заводских везунчиков (включая и секретаршу Соню), которые получили квартиру в недавно построенных у станции домах.
Надо ли говорить, что не менее половины работников нашего скромного, но достойного предприятия, наблюдали, как у проходной завода остановилась служебная машина стройуправления и сам главный инженер поспешно выскочил, чтобы распахнуть дверь автомобиля юной начальнице инструментального цеха. Правда, машина была не очень новая, видавшая виды «Победа», но разве это имело хоть какое-то значение!
Через пару дней весь завод знал, что за Аллой с Урала ухаживает Ковригин Владимир Борисович, молодой перспективный главный инженер. За обедом в столовой царило явное оживление: Галина Васильевна чувствовала себя настоящей именинницей, Раечка, восторженно ахая и не скрывая белой зависти, расспрашивала о подробностях последнего свиданияи и даже сдержанная Соня одобрительно улыбалась. Алла кивала, добросовестно отчитывалась о походе в оперетту, отвечала на дружные приветствия столика у окна.
Но по правде говоря, вечер получился совсем неудачным. Во-первых, она долго не могла придумать наряд – ни одно из ее двух выходных платьев не смотрелось без каблуков, но не хватало оказаться на полголовы выше своего кавалера, поэтому пришлось смириться и надеть старенькие полуботинки с грубыми шнурками. Во-вторых, хотя места у них были очень хорошие, в седьмом ряду партера, прямо перед Аллой уселся толстый длиннющий дядька, загородив лысиной полсцены. Будь Алла одна, она бы запросто перебралась в темноте на свободное кресло, но мыслимо ли прыгать вдвоем с главным инженером по чужим рядам?! В-третьих, Владимир пригласил ее в буфет, но почему-то выбрал не бутерброд с сыром и даже не слоеный язычок, который Аллочка любила со школы, а темное и жесткое как подметка миндальное пирожное. Пирожное стоило намного дороже язычка, но оказалось жутко невкусным, неужели он не знал заранее? Так и запомнилось из всей оперетты – Владимир упорно молчит, а она мучительно жует приторную клейкую массу, вежливо улыбаясь и пряча под стол ноги в безобразных полуботинках.
