Казалось, все беды и несчастья миновали навсегда. Сын рос умным хорошим мальчиком, муж занимал ответственный пост, в уютной комнате горел абажур и скромно прятались за стеклом буфета тонкие старорежимные чашки – светлая память родителям и ее невозвратному, невозможному как сон детству.
Но мирным летом 1935 года грянула беда – единственный, родной ее Ковригин вдруг страстно влюбился в задорную хорошенькую комсомолку с подшефной фабрики и, сгорая от стыда и раскаяния, но нескрываемо ликуя синевой глаз, полных молодых страстей и желаний, ушел из Любиной жизни. И никто не мог сказать тогда сразу постаревшей Любови Дмитриевне, что горькое странное везение сберегло ее от надвигавшегося 37-го, когда комиссара расстреляют, как и всех прочих коминтерновцев, и молодая разлучница (а вовсе не бывшая жена) получит 15 лагерных лет по печально известной 58-й статье. Про библиотекаршу Тарновскую никто и не вспомнил, ее даже вскоре повысили в должности.
Первое время Любовь Дмитриевна очень боялась за сына, порывалась сменить ему фамилию, но так и не решилась, опасаясь привлечь к себе внимание. А потом началась война, Володю, к тому времени студента-второкурсника, призвали в армию, и никакая фамилия теперь не была важна, только бы вернулся живой и невредимый!
Надо ли говорить, что в свои юные годы Владимир уже познал горечь невезения. И плавал он неважно, и по воротам мазал, а к волейбольной сетке и вовсе не приближался в силу малого роста. В довершение, в кружке любителей поэзии, куда он по совету матери прилежно ходил с шестого класса, начисто забраковали все его стихотворные опыты, так что мечты об ИФЛИ пришлось оставить навсегда. С расстройства Володя подал документы в не слишком модный тогда технический вуз, и сразу был зачислен за очень короткое и оригинальное решение экзаменационных задач. Ни он сам, ни Любовь Дмитриевна, в силу полного незнания предмета проглядевшая блистательные способности сына в математике, конечно, не знали, что это просто набирает силу их потомственное везение.
Участие в войне тоже обернулось для Владимира сплошным огорчением. По дороге на фронт, не проехав и трети положенного пути, Ковригин слег с пневмонией, которая при всей своей банальности чуть не стоила ему жизни. Ничего удивительного, если вспомнить, что в те далекие времена антибиотики еще только вызревали в пробирках скромного лаборанта Флеминга. Болезнь осложнилась тяжелым нагноением легочной оболочки с поэтическим названием эмпиема, и вместо борьбы с немецкими захватчиками Володя почти полгода провалялся в тыловом госпитале с градусником подмышкой и противными режущими трубками, торчащими прямо из левого бока. Его даже хотели комиссовать, но молодость все же взяла свое, гной вытек, и трубки наконец исчезли, оставив на коже круглые втянутые рубцы. Кстати, эти рубцы вполне можно было выдать (например, любимой девушке) за боевые ранения, да еще в область сердца, но, к сожалению, Владимир совершенно не умел врать.
После выписки его признали ограниченно годным к воинской службе и как будущего инженера направили в отдаленную техническую лабораторию, связанную с разработкой нового оружия. Служба оказалась по-своему интересной, Володя, неожиданно для всех ввел остроумные и дельные изменения в уже готовые схемы, получил одобрение начальства и даже правительственную награду, но очень скромную, близко не дотягивающую до блистательных медалей нового сослуживца и друга Гриши Стороженко.
Гриша, заядлый сердцеед и коренной пролетарий, как и Володя, попал в лабораторию из госпиталя, но после настоящего боевого ранения под Сталинградом. К тому же на фронте был не рядовым бойцом, а политруком роты, и такая замечательная биография вызывала у беспартийного «сына врага народа» Ковригина искреннее восхищение. В свою очередь, Гриша быстро оценил непостижимый технический талант приятеля, а также его цепкую память, работалось с Ковригиным поразительно легко, Владимир радостно делился идеями и брал на себя самые сложные расчеты (и в том и другом Гриша был слабоват). Кроме того, руководство однозначно одобряло их дружбу, одним словом, «они сошлись – вода и камень…» и после победы решили не расставаться и продолжить учебу на одном факультете.
