Взрыв света, лязг скрюченного железа.
Т е м н о т а с л е в а.
С п р а в а.
Л о с е в а вернулась в гостиницу, подошла к столу, села.
Л о с е в а. Показалось… Вдруг показалось — что-то там, на дороге…
Щ е р б а к о в (ей). Нет, ты не свободна…
Л о с е в а. Нет, не свободна.
Г а л о ч к а (Щербакову). Скажите, вы должны это знать, телепатия — это серьезно?
Щ е р б а к о в. Не менее серьезно, чем все остальное, чего мы не знаем.
Г а л о ч к а. А как проверить?..
К р ю к о в. Галочка, если для опыта вам понадобится нетронутая душа — возьмите мою, ладно?
Муся все еще тихо пела.
З а н а в е с.
Прошло не более трех часов.
С п р а в а.
Меншикова привезли в гостиницу, он лежал без сознания в своем номере.
Только что приехали вызванные из Москвы врачи — Анненков и Кулаков — и медицинская сестра, они были наверху, у Меншикова. Остальные стояли и сидели в кафе и вестибюле, ждали. За одним из столиков л е й т е н а н т ГАИ писал протокол происшествия.
Наконец сверху спустился А н н е н к о в. Он пошарил в карманах под халатом, нашел сигареты, закурил.
Никто не осмеливался спросить его — что там, наверху?!.
З а т е м н е н и е с п р а в а.
С л е в а.
М е н ш и к о в сидел в кресле — загоревший, худой, моложавый, в белой рубахе, белых брюках, белых полотняных туфлях, — таким, наверное, он был тридцать лет назад, в то лето, когда они втроем — он, Сергей и Марк — ездили на юг, в Крым.
М е н ш и к о в. Ну вот… отвратительнее всего, что — глупо, бессмысленно… Переключи я раньше свет, сверни встречная вовремя… Чертов снегопад!.. Теперь неважно уже, не надо об этом… Они думают — я без сознания, горсть размолоченных костей, необратимые сумерки… а я просто — по ту сторону… Я думаю. Только бы времени хватило. Ясно, трезво, четко, как в солнечный морозный день. Думаю, значит — существую. Только бы хватило времени. И чтоб доктора не очень мне мешали…
З а т е м н е н и е с л е в а.
С п р а в а.
А н н е н к о в подошел к телефону.
А н н е н к о в (администратору, о телефоне). Городской?
А д м и н и с т р а т о р. Прямой, через восьмерку.
Г а в р и л о в (подошел к Анненкову). Павел, что — там?..
Анненков не ответил, набрал номер.
А н н е н к о в (в телефон). Анатолий Петрович?.. Анненков. Так вот… более чем. Ты лучше спроси, что цело… Нет, не исключаю. Нужен. Не только ты — хирург, нейрохирург, анестезиолог… уролог, кардиолог, всех бери. Нетранспортабелен, и — надолго, придется все здесь, на месте… В лучшем случае двадцать к восьмидесяти… Крови, побольше крови, слышишь?! Здесь я и Кулаков из Главного медицинского управления… делаем все, что можно. Жду. (Положил трубку.)
Г а в р и л о в (ему). Ты говоришь, двадцать к…
А н н е н к о в (перебил его). Наде звонили?
Г о р д и н. Звонили. Наверное, выехала уже.
А н н е н к о в. Холодильник здесь есть?
М у с я. Есть, конечно же.
А н н е н к о в (ей). Пойдите наверх, возьмите у сестры ампулы с кровью и — в холодильник.
М у с я (вдруг заплакала). Я не могу… боюсь!.. Как увижу, так… Не могу!..
А н н е н к о в (резко). Без глупостей!
Г а л о ч к а. Я принесу. (Быстро пошла наверх.)
Лосева громко заплакала.
А н н е н к о в (Лосевой). Прекратить! Немедленно! Без эмоций! Эту роскошь сейчас нельзя себе позволить!.. (Пошел к лестнице, вспомнил, вернулся.) Кофе, крепкий, горячий. Чтоб все время был кофе.
М у с я (пошла к автомату). Сейчас!..
А н н е н к о в (Гаврилову). Ты хотел меня о чем-то спросить?
Гаврилов беспомощно развел руками.
(Мусе.) Кофе. (Пошел наверх. На ходу — о Лосевой.) Дайте ей триоксазину. Или другое транквилизирующее, все равно. (Ушел.)
Гордин увел Лосеву в кафе, усадил на стул.
Г о р д и н (Лосевой). Не нужно вам никакого лекарства, сами, сами, Ириша. Не надо, не время. Пожалуйста!
Л е й т е н а н т (оторвался от протокола). Кто у вас ответственный?
Его не поняли.
Кто главный, я спрашиваю?
Г а в р и л о в (ему). В чем дело?
Л е й т е н а н т (протянул ему протокол). Ознакомьтесь. Не перепутаны ли данные — имя, отчество, должность, адрес.
Гаврилов взял у него протокол.
(Крюкову.) Сильно его поломало?
К р ю к о в (ему). Как вы думаете, долго он там пролежал… один?
