Комната с высоким потолком в Канцелярии в Берлине. По комнате в беспорядке расставлены несколько моделей зданий в стиле Шпеера, Трооста, Гислера[1].
Из-за отсутствия окон невозможно определить, что сейчас лето 1941 года.
Звонит телефон. Входит СОЛДАТ, снимает трубку.
СОЛДАТ. Ja… jawohl…[2] Когда они думают начать? (Пауза.) Чёрт, хороший вопрос! Самое время!
СОЛДАТ отходит на своё место и ждёт. Слышно, как снаружи взад и вперёд марширует часовой. В другую дверь входит ЕВА. СОЛДАТ вскидывает руку в приветствии. ЕВА смотрит немного растерянно и неловко салютует в ответ.
ЕВА. А подушки?
СОЛДАТ. Подушки, gnädige Frau[3]?
ЕВА. Подушки. Мои подушки. Те… Которые я подарила ф… моему др… на день рождения на прошлой неделе.
СОЛДАТ. Я спрошу, gnä’ Frau.
ЕВА. Я не замужем, ты же знаешь.
СОЛДАТ. Да, gnä’ Frau.
ЕВА. Значит, не надо называть меня так.
СОЛДАТ. Да, gnä’…
ЕВА. Сойдёт и шефиня.
СОЛДАТ. Шефиня.
ЕВА. Шефиня, слово «шеф» в женском роде, понятно? И не надо так бояться — по всей видимости тебе никогда больше не придётся употреблять это слово. Только сегодня.
СОЛДАТ. Хорошо, gnä’… шефиня.
ЕВА. А теперь пойди принеси подушки.
СОЛДАТ уходит. ЕВА немного нервничает. Она включает радио — звучит музыка. Подходит к зеркалу, кладёт макияж на прежде бесцветное лицо. Напевает по-немецки мелодию, например «Ten Cents a Dance»[4]. Оглянувшись по сторонам, закуривает сигарету. Входит СОЛДАТ с двумя подушками, на которых вышита свастика. ЕВА прячет сигарету — слишком поздно.
ЕВА. Настоящая немецкая женщина не курит, не так ли? (Нет ответа.) Сколько тебе лет?
СОЛДАТ. Девятнадцать… шефиня.
ЕВА. Подходящий возраст испытать свои убеждения. На неопровержимых уликах. Когда появится моя гостья?
СОЛДАТ. Она прибудет в пять часов.
ЕВА. Я хочу увидеть, как она приедет. Хочу увидеть её машину. (Идёт к двери.)
СОЛДАТ(преграждая путь). Простите, шефиня.
ЕВА. Ты соображаешь, что делаешь?
СОЛДАТ. У меня приказ.
ЕВА. Я клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер немецкого Рейха, служить верой и правдой до самой смерти, и Бог мне судья. Тебе нравится музыка?
СОЛДАТ. Это американская?
ЕВА. Наверное. Ты любишь танцевать?
СОЛДАТ. Я?..
ЕВА. Ну а кто же ещё?
СОЛДАТ. Иногда, шефиня.
ЕВА. Девятнадцать лет, а скромный. И честолюбивый?
СОЛДАТ. Я всего лишь хочу…
ЕВА. Не утруждайся. Ты всего лишь хочешь служить отечеству и своему великому вождю всеми силами и до последней капли крови. У тебя есть братья, сёстры?
СОЛДАТ. Девять, шефиня?
ЕВА. Да ну? А, понимаю… (Едко.) Какое счастье для тебя и твоей матери. Её, я полагаю, наградили крестом германского материнства?
СОЛДАТ. Первого класса.
ЕВА. Ещё бы! Ты, наверное, и собак любишь?
СОЛДАТ. У нас дома есть собака.
ЕВА. Немецкая овчарка? Естественно. Образцовая семья. Далеко пойдёшь. А может, и очень. Ну почему итальянцы всегда опаздывают? Они хуже австрийцев — я хочу сказать, венцев. «Всему своё время!» Италия даже на войну опоздала. Отгадай загадку: чем отличается Юлий Цезарь от Муссолини?
СОЛДАТ. Я не знаю.
ЕВА. Цезарь пришёл, увидел, победил. Муссолини пришёл, когда увидел, что победил другой. По-моему, в военное время чертовски важно сохранять чувство юмора.
СОЛДАТ. Очень разумно, gn… шефиня.
ЕВА. Он хвастается, что заставил поезда ходить по расписанию. Похоже, в наши дни опаздывают только женщины.
СОЛДАТ. Немецкая женщина всегда остаётся немецкой женщиной.
ЕВА. А кем ещё она может быть?
СОЛДАТ. Я не знаю, шефиня.
ЕВА. Так думай хоть немного, прежде чем говорить.
Из-за сцены доносится шум.
Это она?
Звонит телефон. СОЛДАТ берёт трубку.
СОЛДАТ. Ja… jawohl… am Apparat… Ja, Herr Obersturmbannführer… nein[5]. Фюрер и дуче только что прошли в зал заседаний… sehr gut…[6] На служебном лифте?.. ничего смешного… jawohl… zu Befehl… Auf Wiederhören[7].
ЕВА. Дуче — гость нашей страны. Ты должен называть его первым. Учтивость прежде всего. Ну?
СОЛДАТ. Гостья фрау шефини прибудет с минуты на минуту.
Стук в дверь.
ЕВА. Наконец-то! Herein![8]
СОЛДАТ вскидывает руку в приветствии.
