Опять у тебя промашка…
Он сел на стул, закрыл руками лицо. Вполне возможно, что он плакал.
Теперь я мог стиснуть ладонью свое совсем сбесившееся сердце. Я налил себе пива и выпил. Потом он поднял голову и, не глядя на меня, спросил:
О н. Что же мне теперь делать, по-твоему?..
Он меня уже спрашивал однажды об этом, спустя месяц или полтора после того, как его увели и он исчез из лагеря. Это была моя первая с ним встреча после того, как его увели.
* * *
Однажды к вечеру, когда мы возвращались с работы и у лагерных ворот конвойные в который раз нас пересчитывали, меня вызвали в караульную каптерку. Я вошел со света, с мороза, и не сразу увидел в углу, спиной ко мне, человека в немецкой армейской форме, только на левом рукаве у него были нашиты три буквы по-русски — РОА — Русская освободительная армия. Когда он обернулся, я узнал его. У него было все еще осунувшееся, голодное лицо, хотя в общем он выглядел куда лучше, чем раньше, когда жил вместе с нами в лагере. Может быть потому, что на нем были не отрепья и был он не босиком, а в форме и в новых солдатских сапогах. На боку у него была еще кобура, но — пустая, я это заметил.
О н. Здравствуй.
А мне не хотелось с ним говорить, и к тому же я едва держался на ногах от усталости и от холода — была уже зима.
Удивляешься?
Я. Отчего ж? — я так и думал, что этим кончится. Когда ты тогда закричал и бросился на проволоку, я так и подумал, что ты сломался. Так оно и вышло.
Он подошел поближе.
О н. А ты был там, где я был?!
Третьего дня меня как раз туда вторично водили, и я знал, зачем туда водят.
С тобой делали то, что со мной делали?!
Я. Ну?..
О н. Поглядел бы я на тебя!
Я. А ты гляди. Погляди.
Он понял.
Он. И тебя?..
Я. А что я, рыжий?
Он растерялся, заговорил не сразу:
О н. Ты думаешь — выскочил? Они тебя будут тягать, пока и ты в эту шкуру не влезешь…
Он понизил голос и заговорил шепотом, как говорил тогда, когда оба мы были там, за проволокой:
А я сбегу! Я затем и заявление подписал, и эту форму надел — сбегу, увидишь!
Я. Ты уже страху наглотался — по самое горло. Все. Теперь всю жизнь с ним в печенках ходить будешь. Все.
Мне его даже жалко стало, черт его знает!..
О н. Убегу я, увидишь, к нашим!
Я. Тогда не забудь рассказать, как ты того подполковника медицинской службы продавал.
О н. Откуда ты знаешь?!
Я. И как меня продал, уж ты не забудь, пожалуйста, про меня доложить.
О н. Все это вранье!
Я. Ты что думал, они твою совесть будут беречь? Ни к чему им это.
О н. Ты все врешь!
А мне уже надоел этот разговор, да и голова сильно кружилась.
Я. А тебе-то что? Что ты из себя вылезаешь, чтоб в моих глазах выглядеть чистеньким? — паскуда ты, дешевка, трус. Очень просто, правда очень простая.
Он отошел к окну. Потом, не оборачиваясь, спросил:
О н. Что же мне делать теперь, по-твоему?..
Я. Подойди поближе.
Он обернулся ко мне.
О н. Зачем?
Я. Ну, подойди.
О н. Зачем?
Я. Подойди ближе. Я слабый, совсем отощал на лагерной пайке. Подойди, так мне до тебя не доплюнуть. Иди сюда.
Он схватился за кобуру, но она была пустая. Да он и знал, что она пустая.
Я повернулся и вышел.
Когда я входил в ворота, я обернулся, но в окне каптерки его уже не было.
* * *
Дождь уже кончался, мягко шуршал по навесу, из-за разлохмаченных, посветлевших туч стало пробиваться солнце, мокрая парусина опять нагревалась, и от этого на поплавке становилось душно и влажно. На пляж опять кинулись из-под навесов и тентов купальщики, громкоговоритель спасательной станции снова взял в свои руки бразды правления всей этой безмятежной курортной сумятицей:
«Граждане отдыхающие! Прежде чем войти в воды нашего солнечного Черноморья, внимательно изучите правила поведения на общественных пляжах, соляриях и верандах! На лодочной станции вы можете получить напрокат двух- и четырехместные весельные лодки, спасательные пояса, а также водные велосипеды, правильно называемые катамаран. Катамаран особенно рекомендуется для активного морского отдыха гражданам, не умеющим плавать».
Он уперся в меня выжидающим тяжелым взглядом.
О н. Что ты собираешься делать?
Что я собирался делать?.. Что я должен был, обязан был сделать, а что — не обязан? Я этого не знал еще и попробовал отшутиться:
