Нет, не о н, конечно. Здорово, однако, мне напекло голову… Да и как т о т после всего мог бы оказаться сейчас здесь и вот так сидеть со мной и пить пиво?!
Впрочем, нынче уже и не спрашивают, забывают войну понемногу, молодежь подросла… Вот девчушка эта, например, наша официантка, — откуда ей помнить?..
Он о чем-то задумался, глядя в стакан с пивом.
А может, и лучше, что забывается? В массе, так сказать. Живым — жить, время все сглаживает, списывает, так сказать. Если все помнить… Закон жизни! Детей растим, ругаемся с начальством, работаем, ходим на футбол. Жизнь идет! Футболом не болеете? За свой СКА небось? Хотя нынешний сезон вам не светит, скажем прямо.
Нет, не о н конечно же! Если т о т и жив, не до пива и не до футбола ему.
Я. Второй круг впереди. А вы за кого?
Он посмеялся.
О н. Я больше по телевизору. Городок у нас маленький, своей классной команды нет, в области — там есть, по классу «Б».
Я. Вы откуда?
Он махнул рукой.
О н. Пятьдесят тысяч жителей, и то едва ли наберется. Типичный уездный, тихий, наполовину деревянный, хорошо — после войны железную дорогу до нас дотянули.
И опять застенчиво улыбнулся.
Гром, казалось, перекатывался по самому навесу, полотно уже вовсе набрякло водой, тяжелые капли то и дело срывались на пол, на стол.
* * *
Никакого лагеря, строго говоря, не было, была просто чавкающая под ногами осенняя земля, огороженная колючей проволокой.
С ним мы держались все время вместе, как сговорились в поезде, спали тоже рядом, прямо на мокрой, липкой земле, и только луч прожектора с вышки время от времени скользил, как нож, по спящим телам. Со временем-то ты научились спать и в холод, и в мокрядь, и стоя, и лежа.
* * *
С моря к причалу шел прогулочный пароходик «Бессмертный», старая разбитая калоша — ему давно бы пора на слом, и то, что он все еще держался на плаву, казалось просто чудом долголетия. Швартуясь, он оповестил берег о своем прибытии длинным надтреснутым гудком, а с его палубы некто, глотая слова, интимно признавался: «Я люблю тебя, жизнь…» …Ну а если это даже о н? Какие у меня доказательства? И к чему все это? Ведь могло же это быть и просто дурацким совпадением, аберрацией памяти, — что тогда?
А он потягивал пиво, продолжал рассказывать что-то свое:
О н. …я и сейчас плаваю — ничего, уплыву в море — берега не видно. Люблю. А зимой — лыжи. Всем семейством ходим, жена тоже любительница, и ребят с детства приучили. Старший школу окончил, я его в новый интернат устроил физруком, он у меня по трем видам имеет первый разряд, пусть стаж зарабатывает — нынче без стажа лучше в институт и не суйся. А с другой стороны, за два года они позабудут и то, что в школе учили, верно?..
Голова у меня гудела еще сильнее прежнего, хотя и стало совсем не жарко, но в грозу или перед грозой, когда резко меняется давление, у меня всегда начинает гудеть голова и сердце колотится как бешеное.
Я вдруг решился все-таки. Ошибся — извинюсь, только и всего, он поймет.
Наша официантка убирала соседний столик. Я повернулся к ней.
Я. Вот что… пожалуйста — водки. Бутылку «Столичной».
Он удивился:
О н. А не сухого ли? Все же легче.
Я. Не так уже жарко сейчас.
И — официантке:
И рюмки.
Она не выразила никакого удивления, не спеша ушла к буфету.
Ноги у нее действительно были очень красивые.
О н. Водка так водка, какой русский человек откажется.
Извинюсь, ничего страшного.
Я. А вы меня узнали?
Он и бровью не повел.
О н. Поначалу показалось, да. Вы не обиделись, надеюсь?
Я. А вы еще всмотритесь.
Он даже рассмеялся.
О н. Сперва я обознался, а теперь, похоже, — вы? Бывает.
Я. А все-таки?
Я снял с головы этот дурацкий бумажный колпак.
Ну?!
Он снисходительно улыбнулся.
О н. Нет. Вот разве выпьем, там уж всякое может померещиться, что было, чего не было. Хотя я, знаете ли, с некоторых пор совершенно не пьянею, сколько бы ни выпил, отчего бы, а?..
Я. А если я напомню?
Мне показалось, что он насторожился, будто отодвинулся от меня куда-то подальше.
О н. Вы шутник. Только я на шутку не обижаюсь.
Сердце колотилось так, что, казалось, выскочит из ребер.
Я надавил на грудь рукой, это мне помогает, не так больно. Он это заметил.
