М а л е н ь к и й Ж а н. Маленькому Жану отсиживаться не с руки — у Маленького Жана семья, ее кормить надо, одевать, детей в люди вывести!..
В и й о н (с горечью). Мы тут отсиживайся, жди, пока легавые не унюхают наш след, а Ренье, мой Ренье, мой единственный друг…
М а л е н ь к и й Ж а н (перекрестился). Царствие ему небесное, сыпарю-бедолаге, не к ночи будь помянут…
В и й о н. …а Ренье болтайся в петле, коченей на ветру, мокни под дождем…
К о л л е н (ударил кулаком по столу). Ни слова о нем! Не сметь!.. — он мне тоже был друг, не хуже твоего, мой брат по «Раковине»… Только мне нельзя хныкать и распускаться, я — всему делу голова, я за всех вас в ответе, и мысль у меня должна быть ясная и острая, как нож!
В и й о н. Сперва — Ги Табари, теперь — Ренье…
К о л л е н. Табари — куриный помет, туда ему и дорога! — а вот Ренье… (Обнял Вийона.) А все одно — он мертвый, а нам — жить!
В и й о н. Зачем?
К о л л е н. Чтоб уйти от облавы и — опять за дело!
В и й о н. Зачем?!
К о л л е н (уверенно). А затем, что денежки нас везде дожидаются, стоит только пораскинуть мозгами и держать нос по ветру! — вот зачем, Франсуа.
М а л е н ь к и й Ж а н. Хорошо говоришь, Коллен, складно, умно… Маленький Жан одобряет.
В и й о н (вскочил на ноги). Затем, чтоб опять нас обложили егеря и псари, и опять по ночам мы будем обливаться липким потом от страха и хорониться в мерзлых болотах? И все ради жалких желтых кругляшей, которые мы спустим в первом же кабаке, в первом борделе, у первой девки?! Посмотри на них, на наших дружков, на наших братьев по неминучей петле, посмотри на них — грязных, угрюмых, тупых, обезумевших от вечной погони, в крови, в блевотине, продрогших и вонючих, как свиньи в хлеву, — посмотри на них, Коллен, и ты увидишь самого себя! (Всем.) Где ваш навар? Ваша добыча? Где ваша молодость, совесть, ваша жизнь? Где?
Возмущенный гул бродяг.
К о л л е н (перекрывая шум). Пусть! Пусть так! Пусть голы мы и нищи, пусть идут по нашему следу псари и дожидается на алтаре мясник с удавкой, — пусть! Зато мы вольные волки, и нет нам закона, нет нам ни бога, ни черта, мы вольная волчья стая — берегись!..
С улицы в дверь вошел к у ч е р Катерины де Воссель.
К у ч е р (с порога). Хозяин! Кто тут хозяин, в этой крысиной норе?! Эй, хозяин!..
Хозяин трактира хотел было откликнуться, но Коллен живо вскочил на ноги, оттолкнул его, подошел сам к кучеру.
К о л л е н. Ну, скажем, — я хозяин. Милости просим! — горячий ужин, крепкое винцо, чистая постель, вежливое обращение, — чем могу служить вашей милости?
К у ч е р. Какая я тебе к черту моя милость? — я кучер, только-то. А вот моей госпоже…
М а л е н ь к и й Ж а н (подошел поближе). Госпоже?!
К о л л е н. Чего же нужно твоей госпоже, старина?
К у ч е р (оглядевшись с тревогой вокруг). Да, пожалуй, что и ничего… пожалуй, что только лошадей сменить, упряжку, наши-то совсем загнанные…
К о л л е н. Обижаешь, старина! А что публика тут неказистая, так это все мои друзья, народ тихий, надежный.
К у ч е р. По рожам этого не скажешь… Нет уж, давай нам лошадей, и только!
К о л л е н. Что ж, лошадей так лошадей… Хоть и обидел ты меня, да и заработать на ужине мне не мешало бы… не говоря уж, что и тебе бы подзаправиться самое время, верно?
К у ч е р (в нерешительности). Так-то оно так…
К о л л е н. Вот и давай сюда свою госпожу — к огню, в тепло, а я похлопочу насчет лошадей. (Хозяину.) Подогрей-ка, малый, господину кучеру кружку красного!
К у ч е р (сдаваясь). Ладно… пойду у нее самой спрошу… (Вышел за дверь.)
К о л л е н (с радостным возбуждением). А я вам что говорил?! Госпожа! — слыхали? Не кто-нибудь, а знатная госпожа из Парижа! А уж эти парижские барыньки — мне ли не знать! — без денежек в дорогу не пускаются, не говоря уж о колечках, о сережках, медальонах, ожерельях… А кто носит на себе деньги — носит на себе смерть! Я говорил вам — все будет хорошо! Коллен де Кайе свое возьмет! Коллен своего не упустит! Держись за Коллена, маленькие, не пропадете!..
К у ч е р (возвращается). Сейчас войдет… вы уж с ней повежливее, она хоть и не королевна, а — с придурью…
