Из-за бюрократической процедуры составления и утверждения списков введение всесоюзной карточной системы в жизнь затянулось. В Москве карточки официально были введены только 17 марта, в Закавказье — в апреле. Реальные хлебные нормы в регионах, как правило, были меньше указанных в постановлении предельных норм и различались между собой[93].
С введением карточек хлебное положение в крупных городах несколько нормализовалось. По донесениям ОГПУ, рабочие в массе приняли карточки спокойно и даже с удовлетворением: «Крестьяне перестанут таскать мешками хлеб из города». Служащие были недовольны низкими нормами, «непролетарского обывателя» охватила паника, слухи о скорой войне, не то с Англией, не то с Румынией или Польшей, усилились. ОГПУ сохранило для нас тревожные голоса того времени:
«Еще войны нет, а нас переводят на паек, что же будет, когда начнется война».
«Постепенно нас приучают к голодной норме. Мануфактуру дают по ордерам, чай и сахар по книжке, а теперь хлеб — по карточке».
«В кооперации постепенно уменьшаются продукты питания и предметы первой необходимости. Приближается период голодовки».
«Соввласть своими карточками похоронит себя»[94].
Хлебная проблема в 1928/29 году была главной, но не единственной. Остро ощущался недостаток всех основных продуктов питания. Неурожай сахарной свеклы повлек уменьшение производства сахара и сахарную проблему. Невысокий урожай и сокращение посевов крупяных культур вызвали перебои с крупой. Недостаток кормов (овсяной кризис), повышение налогов и репрессии стимулировали забой скота, что ставило под угрозу мясные ресурсы. С весны 1929 года в стране начали ощущаться мясная и жировая проблемы.
Из-за недостатка ресурсов планы снабжения, которые составлял Наркомторг, были ниже реальной потребности в продуктах и товарах. Так, по расчетам Церабсекции[95], годовая потребность крупы для снабжения рабочих промышленных центров в 1928/29 году составляла 5,1 млн пудов. Наркомторг же выделил для этой цели в два раза меньше — 2,6 млн пудов. Церабсекция просила 2 млн пудов растительного и 400 тыс. пудов животного (сливочного) масла, а план Наркомторга предусматривал (соответственно) 805 и 191 тыс. пудов[96]. Из-за бумажной волынки, больших потерь, плохой работы транспорта и торговли даже эти недостаточные планы снабжения не выполнялись. Как писали в одном из донесений, «завоз продуктов носил случайный характер». По сообщениям Церабсекции, снабжение рабочих кооперативов крупами, маслом, мясом порой совершенно прекращалось[97]. Государственно-кооперативная торговля и раньше работала с перебоями, но нэпманы и крестьянский рынок выручали. Теперь же репрессии и конфискации подорвали их работу. Росли как на дрожжах рыночные цены — индикатор товарного дефицита[98].
Перебои с продовольствием привели к тому, что в 1928/29 году в регионах в дополнение к хлебным карточкам стали стихийно распространяться нормирование и карточки на другие продукты: масло, мясо, сахар, крупу и пр. Открытая продажа непродовольственных товаров в магазинах также постепенно сворачивалась из‐за огромных очередей и эксцессов. Вместо этого вводилось их распределение на предприятиях и в организациях по талонам и ордерам. Как и в случае с хлебом, нормирование и карточки оформлялись «снизу» решениями торгующих организаций и санкциями местной власти. Распространение нормирования пока шло без участия Политбюро.
Схема перехода от свободной торговли к нормированию, а затем и к карточкам была следующей. При достаточности товаров кооперативы продавали их всем желающим. При недостатке появлялись ограничения, в первую очередь устанавливали максимальный размер покупки. Нельзя, например, было получить больше 3 кг крупы в одни руки. Такое нормирование было скользящим: его то вводили, то отменяли в зависимости от наличия продуктов; в одних районах ограничения покупки на данный продукт существовали, в других — нет; нормы продажи везде отличались. Если же перебои становились хроническими, то появлялись новые ограничения: продажа дефицитных товаров только членам кооператива. Не члены кооператива в лучшем случае могли покупать дефицитные товары в меньшем количестве и по более высокой цене, но чаще всего вообще лишались возможности покупки. Дальнейшее ухудшение снабжения вело к более жестким мерам — вводились карточки. Они выдавались определенной группе людей — членам данного кооператива, жителям данного города или группы городов. Карточки означали, что только эта группа людей могла покупать дефицитный товар или товары в данном городе или районе. Товар можно было покупать в строго определенном магазине, в строго ограниченном количестве и ограниченное число раз. Как правило, указывалась месячная норма покупки (на хлеб существовали дневные нормы). Карточки, таким образом, означали не только нормирование продаж, но и учет покупателей и контроль за количеством покупок. Примером стихийного развития нормирования и региональных карточных систем в 1928/29 году могут служить истории снабжения населения в Москве и Донбассе.
