«Иоанн прав», — подумал Юстиниан, и пьянящее предчувствие близкого освобождения охватило его. Разве можно счесть случайностью то, что варвар, бедный парнишка из глухой деревушки в Дардании стал императором Нового Рима? Это настолько невероятно, что не может быть ничем иным, кроме божественного провидения. Бог послал ему в горестный час и Феодору — в этом тоже нет сомнений.
Окрылённый и взволнованный этими мыслями, он частично пропустил мимо ушей то, что префект толковал по поводу срочных и радикальных мер. В тот же день всем сенаторам и консулам, проживавшим в столице и её окрестностях, было послано распоряжение в течение трёх дней явиться во дворец на аудиенцию к императору.
— Это возмутительно! — дрожащим голосом воскликнул старик Мефодий, глава Сената, когда консулы и сенаторы вышли из зала аудиенций. — У него даже не хватило порядочности самому прийти к нам в Сенат!
— Нахальный выскочка! — вторил ему один из консулов. — Анастасий и даже Зенон — этот исаврийский деревенщина — никогда себя так не вели!
— Да кем он себя возомнил? — взорвался седовласый сенатор. — Воображает, что сможет управлять Империей без нас — представителей народа! Конец настаёт S.P.Q.R.[46] — мы должны признать, что живём в тоталитарном государстве!
— Я бы назвал это тиранией! — мрачно поддакнул другой. — Печально, что племянники Анастасия — Ипатий, Проб и Помпей — не выступили в качестве возможных преемников. Любой из них был бы в десять раз лучше Юстиниана. В лучшем случае он был бы одним из нас.
Другой фракцией, затаившей обиду на императора, стали Синие.
— Император думает, что нас можно отшвырнуть в сторону, словно старые сандалии, только потому, что он восседает на троне! — говорили недовольные главари во время сборищ группировки. — Когда ему стало это выгодно, он забыл, что это мы его возвели на престол. Что ж, в игру всегда играют двое! Мы можем устроить так, что на Ипподроме станет жарко, очень жарко! Близится открытие сезона скачек — там и посмотрим. Согласны?
— Согласны! — ревела толпа...
Стремясь достичь единоначалия в церкви, Юстиниан начал диалог с монофизитами. Верный обещанию, данному Феодоре, что гонения на монофизитов прекратятся, он разрешил их лидерам вернуться из ссылки, а Тимофей и Северий были приглашены в Константинополь — на религиозную конференцию под руководством самого Юстиниана. Когда синод нашёл приемлемую для всех формулировку, в которой тщательно избегалось упоминание «двух сущностей» и подчёркивалось единоначалие Троицы, император был удовлетворён, о чём и заявил открыто. Однако эффект примирения был не так заметен, как ярость ортодоксальных католиков, — а католицизм был официальным вероисповеданием Империи, — считавших позором любые уступки еретикам.
Религиозной политикой императора были встревожены и возмущены интеллектуалы по всей стране — а в совокупности это была достаточно мощная и влиятельная группировка, — особенно после того, как, продав казне свои активы, закрылся древний Афинский университет[47]. Поскольку в состав университета входила знаменитая академия, в которой когда-то блистали Платон и Аристотель, Юстиниан рассматривал это заведение как оплот язычества. Два ведущих профессора, Дамаский и Симплиций, а также ещё пятеро их коллег сразу вслед за этим приняли предложение Трона Павлина и уехали в Персию. Это стало громадным и унизительным оскорблением для Юстиниана, да и для всей Римской Империи, которую он теперь олицетворял.
Иоанн Каппадокийский, простолюдин по происхождению, давно был зол на аристократов и потому не нуждался в поощрении, чтобы незамедлительно поквитаться с теми, чьи клевету и презрение ему приходилось в недавнем прошлом сносить с бессильной злобой. При помощи своих подручных — подозрительно напоминавших бандитов — он принялся «убеждать» особо несговорчивых платить налоги, в особенности — налоги на недвижимость. Так, он приехал на виллу Максентия, богатого анатолийского землевладельца, и вошёл без всякого приглашения в обеденный зал.
— Что это значит?! — Максентий поднялся с ложа с потемневшим от ярости лицом. — Как ты смеешь врываться в мой дом без приглашения?
