— Вы чай будете носить?
— Буду. Примерно через полчаса.
— А вам как лучше — когда много чая заказывают? Или когда поменьше?
— Когда много, — улыбнулась.
— Тогда нам — много. Мы много чаю будем пить. С вами сразу расплатиться?
— Нет, потом.
— Хорошо. Я вас спросить хотел. Транспортная милиция сопровождает состав?
— А что случилось?
— Ничего. Мне нужно знать номер вагона, в котором они едут. Вот мое удостоверение.
Вчиталась, махнула рукой:
— Восьмой вагон.
— Спасибо. На всякий случай — как вас зовут?
— Да пожалста. Зовут Катей.
«Восьмой вагон? Следующий — вагон-ресторан, а дальше — уже восьмой… Рабочий тамбур… Никого… Так, теперь — нерабочий тамбур… Ого, те двое из второго купе уже здесь курят? Чтобы дойти до кондиции, им понадобится минут тридцать или сорок — это самое большее… Потом могут возникнуть проблемы… Нож… Лезвие — десять сантиметров… Нож нам не нужен…»
Прошел во второе купе. Там никого не было, дверь оказалась открыта. Нож лежал на столе. Китайгородцев взял его, вышел в рабочий тамбур, открыл дверь, ведущую в следующий вагон, и выбросил нож на рельсы.
⁂
Девчонка, похоже, тяготилась присутствием Китайгородцева. Смотрела в окно с хмурым видом, а там уже и не видно было ничего, только изредка в стылой тьме вспыхивали неяркие огоньки чужих окон и тут же уносились прочь. И лишь когда Анатолий снял пиджак, под которым обнаружилась плечевая кобура с пистолетом, Рита проявила интерес.
— Настоящий? — спросила она.
— Настоящий.
— Как называется? «Кольт»? — Других она и не знала, наверное.
— «ИЖ».
— Как?
— «ИЖ-71». Гражданский вариант милицейского «Макарова».
— Отечественный, что ли?
— Да.
— И он стреляет настоящими патронами?
— Верно.
— И из него можно убить?
— Запросто.
— Ого! — сказала Рита уважительно. — И что — если на меня кто-то нападет, вы будете в него стрелять?
— Никто на вас не нападет…
— Ну, а если, вдруг?! Неужели будете стрелять?!
— Буду.
— А раньше?
— Что?
— Раньше в кого-нибудь приходилось стрелять?
— Ну…
— О! — округлила глаза Рита, и в ее взгляде вдруг проявилось восторженное оцепенение, обычно присущее детям, слушающим страшную, но увлекательную сказку. — И вы его убили?
— Нет.
— Ранили?
— Нет.
— Почему? Не попали?
— Я в воздух стрелял, — мягко сказал Китайгородцев, глядя Рите в глаза лживым взглядом взрослого человека, заведомо говорящего ребёнку неправду.
Тот ведь ещё маленький, и не нужно ему пока знать о неприглядной изнанке жизни…
— И что, человек испугался и убежал?
— Убежал, — кротко кивнул Анатолий.
Не хотел, чтобы она его боялась.
— А давно вы телохранителем работаете?
— Давно.
— Пять лет?
— Больше.
— Десять?
— Меньше.
— Вы, наверное, многих охраняли?
— Многих.
— А кого?
— Много кого.
— И знаменитых — тоже?
— Да.
— Кого? — совсем уже заинтересовалась Рита.
Она хотела услышать громкие фамилии. Все-таки лестно. В прошлом году этот парень, к примеру, Пугачеву охранял, а теперь вот ее, Риту. Можно будет потом рассказать подружкам в университете.
— Я не могу назвать фамилий, — разочаровал ее Анатолий.
— Почему?
— Нельзя. Мне запрещено.
— Кем? Хозяином?
— Да. В контракте отдельной строкой записано.
— Хорошо, — кивнула Рита, и ее глаза коварно блеснули. — Раз запрещено — значит, и не называйте. Я сама буду называть, а вы только кивайте, если я угадала. Пугачева? Путин? Чубайс? Курникова? Буре? Женя Кафельников?
Пауза.
— Среди перечисленных есть человек, которого я охранял, — уклончиво ответил Китайгородцев.
— Кто?
— Не могу сказать.
Рита поджала губки. Демонстрировала, что обиделась.
Стук в дверь.
— Кто? — напрягся Анатолий.
— Чаю будете? — послышался голос проводницы.
Телохранитель открыл дверь — но прежде накинул на себя пиджак, пряча под ним кобуру с оружием. В коридоре стояла Катя — в каждой руке по стакану дымящегося чая. Мимо как раз проходил один из обитателей второго купе. Он был сильно нетрезв и столь же сильно озабочен.
— Слышь, хозяйка, — через силу произнес он, обращаясь к проводнице. — Нож у тебя есть? Наш куда-то запропастился…
— Нет у меня ножа, — нахмурилась та. — И вообще, вам пора бы уже закругляться со своим застольем, ребята.
⁂
Когда Рита направилась в сторону туалета, Анатолий вышел из купе и стоял в коридоре все время, пока она не вернулась. Девушка, кажется, была раздосадована его обременительной опекой.
