– А Релма нашли? – спросила она.
– Не знаю. Пока о нем ничего не говорили. – Я не хотела делиться своими подозрениями, что Роджер мог как-то навредить Релму. Так мне легче надеяться, что Релм убежал. Сейчас он единственный, кто может нас спасти. Джеймс, может, и будет все помнить после Панацеи, но он же в Программе. Я лишь надеюсь, с ним все в порядке.
– Никто не спасется, – сказала Даллас, раскачиваясь на месте. Сейчас она казалась меньше и беззащитнее. – Рано или поздно Программа найдет Релма: в твоей голове есть информация, которая им поможет, и они ее из тебя достанут. Или из меня. – Она завела глаза к потолку. – Хотя из меня вряд ли, я буду мертва.
– Даллас, – прошептала я, наклонившись вперед со своего кресла, – ты мне нужна. Мы нужны друг другу. Соберись, иначе выйдет скверно.
– Все уже кончено.
– Нет. – Я слезла с кресла – от успокоительного тело было как чужое – и взяла Даллас за руки, стараясь ее вернуть, заставить очнуться. – Мы уже выжили в Программе, перетерпим и на этот раз. Знаешь, кого я здесь видела? Лейси!
Это вроде бы вызвало у Даллас искру интереса. Темные глаза расширились, губы тронула слабая улыбка.
– Она жива?
Я решительно кивнула, скрыв отчаяние, охватившее меня после встречи с Лейси.
– Жива, – подтвердила я. – Даллас, надо продержаться, пока я не придумаю, что делать.
– Я устала бороться, – прошептала она. – Кас прав, это слишком трудно. Лучше умереть.
Ее печаль наполняла комнату, начиная действовать на нервы. Я обняла Даллас, впитывая ее боль, как могла. Ее волосы уже не пахли землей; от них шел запах мокрой бумаги. Запах разложения. В каком-то смысле Даллас сейчас там, где ей положено быть, – у нее действительно склонность к суициду, без вмешательства она бы умерла. Я не могу допустить, чтобы это произошло.
– Будь сильнее, – холодно сказала я, обнимая неожиданно хрупкую и маленькую Даллас. – Ты не умрешь, я тебе не разрешаю.
За моей спиной послышался щелчок открывшейся двери. На пороге стоял хендлер, лицо терялось в серой тени. Мне пора уходить. Я приподняла лицо Даллас, но она находилась где-то в своем мире: взгляд был застывший, ничего не выражающий, почти мертвый.
– Я нас спасу, – сказала я одними губами. От слез щипало глаза. – Не сдавайся, продержись еще немного.
Хендлер подошел и взял меня повыше локтя – не грубо, но настойчиво. Он усадил меня в кресло и снова привязал мои руки, косясь на Даллас. Она смотрела, но никак не реагировала, уйдя глубоко в свои мысли.
Я пробормотала «до свидания», и хендлер вывез меня из комнаты. Мы поехали по коридору. Я окончательно пала духом. Даллас теряла рассудок, прежняя личность Лейси стерта; осталась только я, но, по иронии судьбы, я привязана к креслу. Я не могу ждать, пока меня явятся спасать Джеймс или Релм. Надо оглядеться в этом корпусе и разобраться, как отсюда выбраться. Я знаю, чего Программа от меня хочет: безмятежного спокойствия. Придется вспомнить актерские навыки.
– А можно попросить, чтобы вы мне устроили экскурсию? – сама любезность, я повернулась к хендлеру. На его губах мелькнула улыбка, и он коротко взглянул на меня. Глаза у него орехового цвета – не незабываемо голубые, как у Джеймса, но, кажется, добрые. Он явно более человечен, чем остальные, – за исключением Кевина.
– Сейчас поздновато для экскурсий, – сказал он негромко. – Может, завтра.
Я выпрямилась, разочарованная, но не обескураженная. Я запрещу себе грустить, спрячу эмоции. Я говорила Даллас правду – я нас спасу.
У меня нет иного выхода.
Когда я открыла глаза, в палате кто-то напевал. Утреннее солнце просачивалось вокруг наглухо задернутых штор. Я заморгала и повернула голову. Медсестра Келл сидела на стуле около кровати и, представьте, вязала. Некоторое время я оторопело смотрела на нее, прежде чем обрела голос:
– Что вы делаете?
Она не подняла взгляда, но перестала напевать. Металлические спицы позвякивали.
– Позволила тебе выспаться. Вчера ты выглядела очень усталой.
Я стиснула зубы, вспомнив обещание, данное себе вчера вечером: надо подыгрывать.
– Да-да, – согласилась я. – Возможно, это от лекарства, которое вы мне ввели.
