Еще раз прочитав текст, Выдрин повеселел. Кавалерийская бригада да батальон пехоты, пусть и с четырьмя пулеметами, — не такая уж большая подмога Мордовцеву. У Ивана Сергеевича Колесникова полков уже пять, орудийная батарея, пулеметов десятка два наберется, конница… Что же касается этого сундука-бронепоезда, который большевики ведут в Россошь, то дальше Митрофановки или Кантемировки ему не уползти, по степям он ездить не умеет… Ах, как хорошо, как вовремя попала ему в руки эта телеграмма! И хорошо, что в его смену. А то бы сидела тут эта дура-комсомолка Настя Рукавицина, шиш бы она что сказала!
Выдрин побежал в штабную комнату, и в этот раз, видя его озабоченный деловой вид, а главное, бумажную телеграфную ленту в руках, его пустили беспрекословно. Выдрин подал ленту Мордовцеву; тот прочитал телеграмму вслух, и за столом оживились, заговорили радостно, засмеялись.
— Спасибо, товарищ, идите, — повернулся Мордовцев к телеграфисту и отчего-то задержал взгляд на его лице… Нет, показалось это, померещилось. Глянул и отпустил… Фу-ты черт, да что же так жарко в аппаратной!..
А к ночи из Россоши по направлению к Старой Калитве скакал тяжелым кулем сидевший на коне гонец — Выдрин в точности пересказал ему телеграмму…
Оставшись вдвоем с Алексеевским, Мордовцев некоторое время сидел по-прежнему у стола, глядя с улыбкой на пальцы председателя губчека, державшие телеграфную ленту, Алексеевский читал телеграмму в третий уж, наверное, раз, лоб его хмурился в трудной думе — помощь шла, но сил все же было маловато. Упущено дорогое время, они дали возможность Колесникову сколотить боевые полки, вооружиться, настроить против Советской власти целые деревни. Восстанием охвачен значительный район, от Терновки до Верхнего Мамона, хотя в самом Мамоне бандитов нет, отбили. Медлить было нельзя ни одного дня, надо активизировать разведку, спросить, что там предпринял Наумович. Колесников, кажется, обошел их в этом — такое ощущение, что бандиты знают о них гораздо больше, чем чекисты. А главное, Колесников чувствует себя, по-видимому, в совершенной безопасности — кругом свои, надежные и преданные люди, на которых можно положиться, опереться, спокойно заниматься военными операциями, грабить и убивать, смеяться над Советской властью, над большевиками, над всем тем, что они с таким трудом завоевали в семнадцатом, что такой кровью защитили в гражданскую. Алексеевский, не будучи военным человеком, хорошо теперь представлял себе, какую силу имеют бандиты в лице Колесникова — бывшего красного командира; много, очень много бед может натворить этот способный и озлобленный по отношению ко всему советскому враг…
Мордовцев поднялся, подошел к окну, глядя на подплывающий к перрону вокзала пассажирский поезд, на шумно отдувающийся паровоз, весь в клубах белого рыхлого пара, на вагоны, облепленные людьми, на красную фуражку дежурного, стоящего к поезду боком: он говорил что-то подбежавшей к нему женщине с двумя корзинами через плечо, с сердитым лицом…
— Надо нам попытаться уничтожить Колесникова, лично его, — услышал он голос Алексеевского и вернулся к столу, молча смотрел на председателя губчека, ожидая продолжения его мысли.
— Разведка разведкой, а в тыл к Колесникову пойдет наш человек, со специальным заданием, — говорил Алексеевский.
— Риск — стопроцентный, — сказал Мордовцев серьезно.
— Преувеличиваешь, Федор Михайлович. — Алексеевский стал раскуривать трубку. — Риск есть, безусловно. Но без него нельзя. Если мы уберем Колесникова…
— Смелого человека надо найти, Николай Евгеньевич.
«Есть такой человек, есть, — думал о своем Алексеевский, отчетливо видя перед собою Карандеева из Павловской уездной чека: бывший фронтовик, коммунист, не женат… Если и погибнет, так… Нет, не надо об этом. Павел должен вернуться из Старой Калитвы живым».
По скользкой и грязной дороге, соединяющей Старую и Новую Калитву медленно шла Мария Андреевна Колесникова. Из дому она тронулась утром, сказав девкам и Оксане, что сходит на Новую Мельницу, к Ивану, — там сейчас был его штаб. Оксана стала напрашиваться с ней, убеждая, что вдвоем идти легче, дорога и для молодых ног не ближняя, туда да обратно наберется, поди, километров пятнадцать, не меньше; кроме того, и ей, как жене, надо поговорить с Иваном: прошел слух, что на Новой Мельнице у него краля, беловолосая какая-то Лидка. Но Мария Андреевна Оксану с собой не взяла: насчет крали этой она и сама разузнает, а поговорить ей с сыном надо о другом. Калитва хоть и восстала, и власть тут Иван с дружками захватили — все одно, дело это бандитское, против законной Советской власти совершенное.