Ветер утра - страница 4
Шрифт
Интервал
Разве станет мыслить здраво сердце?
Другу свой последний вздох отдаст —
Твердо сердце, величаво сердце!
Еле бьется, бедное, в груди…
Говорил я, страсть — отрава, сердце!
Говорил, от локонов беги!
Каково в сетях кудрявой, сердце?
Поздно звать рассудок. Где любовь —
Для рассудка там застава, сердце!
Вечно не в ладу вы. Кто же прав:
Ты ли, Лахути?.. Иль право сердце?
Стамбул, 1918
Лишь мотылек, свечой палимый,
всю боль души моей изведал,
Мою тоску — гнезда лишенный,
плененный соловей изведал.
Могу ль не плакать от обиды:
меня жалеют и чужие;
Родная гонит, как чужого.
О, сколько мук я с ней изведал!
Хотел излить печали сердцу —
оно смеется надо мною:
«И ты, безумец, неизбежность
невидимых цепей изведал!»
Я умираю от сомненья:
ты видишь, как тебя люблю я?
Благословляю даже муку,
что по вине твоей изведал.
Кудрями черными, как мускус,
сердца влюбленные ты губишь,
Их счел по волоску твой гребень,
всю бездну их страстей изведал.
Советчик, не толкуй о средствах
для исцеленья от недуга,
В одной любви я все лекарства
от всех моих скорбей изведал.
Стамбул, 1918
«Слабым я щит, — говоришь ты, — и враг угнетенья».
Слаб я, зачем же мои умножаешь мученья?
Кажутся сном мимолетным цветник мне и роза,
Стерли их в памяти долгие дни заточенья.
Я гиацинта забыл разметенные кудри,
Помню я только царившее в сердце смятенье.
Знай, на базар не отнес меня ловкий охотник
Лишь потому, что я слаб, — он не знал сожаленья.
К самым устам подступила душа: недостойный
Дар преподнес бы я другу, но полон смущенья.
Люди не спят до утра — так я громко стенаю!
Как же любимой мое неизвестно томленье?
О Лахути, пусть хоть тысячу казней ты примешь,
Твердыми вечно пребудут твои убежденья.
Стамбул, 1918
Мой грех — любовь. Людской закон таков.
Недуг, которым я сражен, — таков.
Вокруг меня построились печали,
Я — царь печалей; знай, мой трон таков.
Я — нива бед. Лелею всходы горя.
Мой урожай, обилен он, таков.
От моего дыханья тает камень —
Мой тяжкий вздох, мой жгучий стон таков.
Я — море горя. Кровь моя в волненье.
Покой, что в буре воплощен, таков.
Снег на висках. Конец кромешной ночи,
Что подошла со всех сторон, — таков.
И все ж я жив. Со смертью поединок,
В котором я не побежден, — таков.
Возврата нет. Мой путь к заветной цели,
Хоть стрелы мечут мне вдогон, — таков.
Стамбул, 1918
Взял я душу, сердце, веру, чтоб путем любви пойти
Сердце, веру я утратил, смог лишь душу унести:
На ристалище, где даже сам Рустам[6] был побежден,
Сердце без щита, безумец, я решился принести.
Милая просила дара — жизнь посмел ей предложить.
Я отвергнут: у красавиц дар подобный не в чести.
Прогоняя, рассмеялась: «Что осталось у тебя?»
Я ответил: «Будет память собеседником в пути».
Усомнившись, попросила доказательства любви —
Я израненное сердце поспешил ей поднести.
Без конца мечом разила — ближе я придвинул грудь,
Чтобы руку беспощадной от усталости спасти.
Року на ее причуды слал я жалобы, глупец, —
Против дочери защиту у отца хотел найти.
Я с ее очами свыкся, ангел смерти — спутник мой.
Бесконечного терпенья ты пример, о Лахути!
Стамбул, 1918
Небо мстит мне за правдивость. Разве праведное дело
Разбивать живое сердце, не подвластное обману?
Небо на скрижалях мира уничтожить хочет имя
Тех, кто дал обет священный: «Правды чтить не
перестану».
Солончак для гиацинта не приют. Кругом — неправда.
И не раз еще злодеи нанесут мне в сердце рану.
Но принять любые муки я готов во имя правды,
Ведь недаром ненавистен стал я вражескому стану.
Верю в правду. И упорным и решительным я буду,
И под гнетом злого мира, знаю, слабым я не стану.
Стамбул, 1919
Поласковей взгляни — душа томится,
Приюта жаждет и к тебе стремится.
Пускай ты взглянешь только по ошибке —
И от ошибки сердце исцелится.
Ты, видно, поклялась ласкать лишь редко,
А грустью друга вдоволь насладиться.
О сердце, ты смеялось над страданьем, —
Так плачь теперь! Мой час настал глумиться.
Как ты могло сразиться с целым войском?
Смертельны стрелы черные — ресницы.
Стамбул, 1919
Похожие книги
