— Тсс, — покачал головой Шакильский. — Не теперь.
Дорожкин огляделся. До Макарихи оставалось, как он прикидывал, не более полукилометра, вокруг тянулось голое, прореженное осенью до чистоты мелколесье.
— Что случилось? — спросил Дорожкин, когда Шакильский опустил ружье.
— Шел кто-то за нами, — пробормотал егерь. — Плотно шел, не отставал, и, главное, лошади мои его не почувствовали. Это плохо. Да и я его не вполне ощутил. Так, по наитию. Ты смотри что делается? Уже белым днем беречься надо. Но я его не увидел. Даже тенью не разглядел. Что же получается, неужели он паутиной бежал? Что же это за погань такая?
Дорожкин только пожал плечами. Запоздавший испуг схватил его за шкирку, запустил холодные ладони за воротник. Или это и было ощущение неизвестного преследователя?
— Зачем ее посылали в Москву? — спросил Дорожкин, когда Шакильский сунул карабин на место и вытер со лба пот.
— Ты о Лизке? — переспросил Шакильский. — Так вот из-за этого и посылали, скорее всего. Я, правда, больше по лесным делам в курсе, что в городе творится, не очень знаю. По весне трое курбатовских погибло. Но зверя поймать не смогли. Потом Шепелев пропал, тут вроде все утихло. Некоторые даже подумали, что Шепелев и был тот самый… зверь. Я тоже, кстати. Но в конце лета, даже, считай, с июля, опять понеслось. Вначале только скотина, потом ребенок на Макарихе пропал, нашли только куски плоти. Ну а уж при тебе считай — Тамарка-травница, Мигалкин, тетка эта с почты, я слышал, что докторша еще одна из больницы. Опять же приемщицу ты в прачечной кокнул. Мне Ромашкин рассказал. Понятно, что она по лесу не бегала, но что-то мне говорит, что неспроста она… Ну наверное, никак Содомскому без еще одного инспектора было не обойтись? Да и вроде оправдались их ожидания или нет?
— Да черт с ними, с ожиданиями, — процедил сквозь зубы Дорожкин. — Почему именно Лизу в Москву потащили?
— А кто их знает, — развел руками егерь. — У вас же в управлении каждый в свою сторону заточен, выходит, твою заточку по Лизке сверяли.
— А как заточен был Шепелев? — спросил Дорожкин.
— Очень остро, — прошептал Шакильский, озираясь вокруг. — Я бы даже сказал, что чересчур остро.
Глава 12
Тайное и потайное
Дир, тщательно упакованный в зимний камуфляж, сидел, уткнувшись в читалку, на деревянных мостках над холодным зеркалом пруда. Тут же на берегу стояла удивительная маленькая, но крепкая лошадка неопределенной масти. Голова и живот у нее были белыми, ноги и спина рыжими, а роскошные, заплетенные косами грива и хвост — желтыми, почти золотыми. В отдалении, у окружающих пруд приземистых изб, у заборов и плетней по мерзлой траве бродили куры.
— А вот и рыцарь печального образа со своим коньком-горбунком! — приветствовал лешего Шакильский.
— Сань, ты бы определился, — пробурчал Дир. — Если я рыцарь печального образа, то лошадка должна зваться Росинант. А если конек-горбунок, тогда я не Дир, а Иван-дурак.
— Тогда уж, скорее, Иван-Дирак, — хмыкнул Шакильский, спрыгивая с гнедого. — Ты смотри, кого я тебе привел!
— Да уж вижу, — расплылся в улыбке Дир. — Привет, инспектор. Что? Как здоровье?
— Нормально, — улыбнулся Дорожкин и выудил из сумки книжку. — Это тебе.
— Елки-палки-сучья-моталки, — покачал головой Дир. — Я ж бумажных книжек не беру, Женя. Куда ж мне бумажные? Я ж лесной человек… А ну-ка… дай хоть посмотрю-то… Слушай, а ведь возьму эту. Зачитаю, конечно, но все одно возьму. Я ж, когда первый раз ее читал, полночи просидел, пока не осилил. Возьму, помусолю еще разок, в охотку, в охотку…
— Вот чудак, — покачал головой Шакильский, глядя, как Дир прячет за пазуху вслед за читалкой и подаренную Дорожкиным книгу. — Правда ли, что у тебя там тысячи книжек, в устройстве этом? И ты их все читаешь?
— Все не читаю, — покачал головой Дир, подходя к своей лошадке. — Пролистываю несколько страниц, откладываю, если не то. С первых же страниц ясно, стоит читать или можно обойтись. А Дирак[42], Александр Валериевич, кстати, был весьма умным мужиком. Книжку хорошую написал. «Принципы квантовой механики» называется.
— Подожди! — не понял Шакильский. — Ты же только фантастику читаешь?
