Тристан прекратил массаж.
— Ты беспокоишься об отце?
Его слова удивили Джекку. Оказывается, доктор довольно-таки проницателен.
— Да, — ответила она. — А как ты догадался?
— Пациенты постоянно рассказывают мне о своих проблемах. Поневоле научишься догадываться о недосказанном. Что ты собираешься делать?
— Не знаю. Жена моего брата хочет, чтобы отец ушел на покой, а магазин отдал им.
— Твоему отцу эта идея не нравится?
— Еще бы. Магазин — все, что у него есть. Он же овдовел двадцать два года назад.
— И с тех пор у него не было никаких женщин?
— Была одна. Я тогда училась в седьмом классе. Но это продлилось недолго. Твои родители очень счастливы: у отца есть мать, а у матери — отец.
— Да, они счастливые люди, — не стал спорить Трис. — Я им завидую.
— Они не скучают по маленькому Эдилину?
— Отец скучает, но у него друзья во Флориде, и вообще родителям там нравится. Да и общество друг друга их вполне устраивает.
В голосе Триса было столько тоски, что Джекка не могла не взять его за руку и отметила, что у него длинные — как у пианиста или хирурга — пальцы.
— Ты всегда хотел быть врачом?
— Всегда. На этот счет у меня никогда не было сомнений. Мама любит рассказывать подругам, что единственной вещью, которая успокаивала меня, когда я капризничал из-за режущихся зубов, был старый отцовский стетоскоп.
Трис не убрал руку. Джекка чувствовала его ладонь… запястье…
— Завтра, — тихо сказал он, — мы могли бы устроить настоящее свидание. Я заеду за тобой и поужинаем где-нибудь вместе.
— Закажем что-нибудь особенное и будем пить вино? — уточнила Джекка.
— Звучит заманчиво, разве нет?
Джекка заколебалась. Это звучало даже очень заманчиво, но вместе с тем было таким… обыденным.
— Художники любят все особенное, не так ли? — спросил он.
— Не то чтобы особенное. Просто мне нравится подходить ко всему творчески.
— Хорошо, — сказал он. — Никаких свиданий, как у обычных людей. Но что мы будем делать, когда появится луна?
— Понятия не имею. Я думала, возможно, в Виргинии вообще не бывает луны.
— Виргиния действительно создана для любви, — пояснил Тристан, — но так далеко мы все же не зашли. На случай если ты не захочешь идти на обычное свидание, я раздобыл кое-какую астрономическую информацию.
— Да? И что же сулят нам астрономы?
— Еще одну темную ночь. Затем луна начнет показываться. К четырнадцатому числу на улице вечером будет уже светло.
— Это значит, что мы сможем видеть друг друга. Что ж, никакое волшебство не может длиться долго, — вздохнула Джекка.
За окнами лил дождь, и в доме стало холодно. Тристан потянул ее за руку, желая привлечь к себе и обнять, но она не поддалась.
— Не надо, — прошептала Джекка.
— Я очень терпеливый человек, — сообщил Тристан. — Чем ты собираешься заниматься завтра?
— Начну писать акварели. Ким хочет, чтобы я сделала рисунки к ее новой рекламной кампании.
— Я знаю.
— Откуда?
— Мать Ким рассказала об этом моему отцу, когда пришла на прием. Он позвонил моей маме и сообщил эту новость. Мама по секрету рассказала все Зоди, а та — мне. В Эдилине не может быть тайн.
— А ты знаешь, что именно я буду рисовать?
— Нам всем понравилась идея Ким об орхидеях.
Джекка засмеялась.
— Все решается коллегиально. Кстати, как называются те странные растения, которые стоят под скамьей?
— Венерин башмачок.
— А те, которые из эпохи Эйзенхауэра?
— Каттлеи.
— Почему ты держишь орхидеи в доме миссис Уингейт?
— Это результат войны с отцом.
— Расскажи мне об этом, — попросила Джекка. — Вдруг это поможет мне справиться с моим отцом.
— Если тебе известно, как иметь дело с отцом, который уверен, что знает все, и убежден, что я все еще грызу его старый стетоскоп, дай мне знать. Пожалуйста.
— Мой отец считает, что я не в состоянии отличить гвоздодер от кувалды. Но только если не посылает меня в подсобку за инструментом. Тогда предполагается, что я знаю, какой именно инструмент он хочет, даже если он мне ничего не сказал. Так что я хочу услышать все о твоем отце и об орхидеях.
— Видишь ли, у меня затекла нога и разболелась сломанная рука. Если ты подвинешься сюда, а я — туда, мы…
Трис был намного крупнее, чем она, а кровать в игровом домике была маленькой. Джекка так и не поняла, как получилось, что она оказалась прижатой спиной к широкой мужской груди, стиснутая по бокам его ногами. Сломанная рука теперь лежала у нее на животе, а перевязь, судя по всему, исчезла вообще.
