Василий размашисто перекрестился справа налево.
— Господи ты боже мой! Это один из самых-самых плохих! — горячо сказал он. — Очень плохой тип. До Советов он был молодой и никогда не был консев… консерватором. А после революции стал старше — и все равно всегда был готов на пакости. Советы ему нравились не больше Романовых. Иногда он убивал комиссаров, а потом так подогрел Россию против себя, что ему пришлось ехать в Англию.
— Где, как обычно, его встретили с распростертыми объятиями. Да, все это я знаю, Василий. Спасибо. Не жди меня. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр. — Василий положил, руку на рукав Аллейна. — Пожалуйста, сэр, — сказал он, — не якшайтесь с Николаем Алексеевичем — он очень плохой негодяй.
— Что ж, тебе лучше знать, — весело заметил Аллейн и вышел, улыбаясь про себя.
На Кэтрин-стрит его встретил Нэш, который вытаращился на инспектора, как вареная сова. В голове Нэш держал что-то вроде социальной лестницы, и полицейские были им раз и навсегда помещены на одну ступеньку с настройщиками роялей. Старший инспектор Аллейн этому образу не соответствовал — ни по внешности, ни по манерам. Нэшу пришлось произвести мысленную перестановку.
— Леди О'Каллаган? — спросил Аллейн.
— Ее светлость ожидает вас, сэр.
Аллейн отдал ему пальто и шляпу.
— Спасибо, сэр, — сказал Нэш и поплелся к кабинету.
Аллейн последовал за ним. Нэш открыл дверь.
— Мистер Аллейн, миледи, — доложил Нэш. Совершенно очевидно, он решил опустить позорные названия должностей.
Аллейн вошел.
Сесили О'Каллаган сидела у огня в кресле своего мужа. Когда Аллейн вошел, она поднялась и безмятежно посмотрела на него.
— Рада познакомиться с вами, — сказала она.
— Счастлив познакомиться… Мне очень неприятно беспокоить вас, леди О'Каллаган.
«Дьявол, ну вылитый Крысоед!» — подумал о ней Аллейн.
— Но это я хотела увидеться с вами. Очень любезно с вашей стороны прийти так быстро.
— Что вы, что вы…
«Какое вежливое вступление к разговору об убийстве!» — усмехнулся про себя инспектор.
— Садитесь же. Я полагаю, человек, который был здесь сегодня днем, передал вам, по какой причине мне хотелось бы связаться с полицией?
— Мне представляется, что инспектор Фокс полностью пересказал мне вашу беседу.
— Да. Я уверена, что Мой муж был убит — отравлен скорее всего.
— Я очень огорчен, что в дополнение к вашему горю вам приходится переносить страдания, вызванные подобными подозрениями, — сказал Аллейн и задал себе вопрос, долго ли еще они будут обмениваться подобными речами.
— Благодарю вас. Вы согласны со мной, что обстоятельства требуют расследования?
— Мне хотелось бы побольше узнать про эти обстоятельства. Я прочитал письма.
— Мне кажется, что они сами по себе могут вызвать подозрения.
— Леди О'Каллаган. Для человека, который всерьез замышляет убийство, в высшей степени нехарактерно писать подобные письма. Я не говорю, что такие случаи неизвестны, но это, повторяю, необычно. По-моему, Фокс вам это сказал.
— Да, он говорил что-то в этом роде. Моя точка зрения такова: я не считаю, что убийца задумал свое преступление, когда писал письмо. Но в то же время мне кажется, что человек, написавший такое, способен воспользоваться представившейся ему возможностью.
«Так и есть: она жаждет крови Филлипса и девушки», — подумал Аллейн.
— Разумеется, я понимаю вашу мысль, — сказал он медленно.
— Был и еще один инцидент, который я не стала обсуждать с… инспектором Фоксом. Еще до операции я находилась в палате вместе с мужем. Он не понимал, где он и что с ним случилось. Я пыталась все ему объяснить. Тут в комнату вошел сэр Джон Филлипс. Когда мой муж увидел его, он воскликнул: «Не надо… не давайте…» — и потерял сознание. Казалось, он был перепуган присутствием сэра Джона Филлипса, и я уверена, что он пытался сказать: «Не давайте ему прикасаться ко мне!» Должна вам сказать, что за неделю до этого сэр Джон Филлипс заходил к мужу. Я полагала, что это профессиональный визит по поводу приступов боли, которые к тому времени сделались очень сильными. Я встретила сэра Джона в вестибюле, и вел он себя весьма необычно. На следующее утро я спросила мужа, осмотрел ли его сэр Джон. Он уклонился от ответа и показался мне очень расстроенным. Письмо было написано в тот самый вечер, очевидно, под влиянием их встречи.
