Небольшая складка местности скрыла существо от моих глаз. Обитатель кухни замер на мгновение, но потом его активность резко усилилась, как будто он спешил закончить к определенному сроку какую-то крайне важную работу.
Бредущий к дому силуэт стал виден отчетливее.
Теперь я все понял и успокаивающе помахал рукой в сторону существа на кухне.
Ко мне двигался гроб для Гертруды, который тащили на себе двое мужчин.
Вошли два крепких парня, добродушных и забавных.
Они уложили в желтый гроб закоченевшее тело Гертруды, показавшееся мне странно большим.
Потом, повернувшись ко мне спинами, они торопливо заработали молотками, звучавшими, словно похоронные гонги.
Я видел их фигуры, сгорбившиеся над гробом; ритмичные взмахи их рук напоминали движения манекенов.
Когда я остановился возле люльки с ребенком, я увидел, что он открыл глаза. Глаза светились, как раскаленное докрасна железо.
— Что такое? — воскликнул я.
Меня никто не услышал. Молотки рабочих стучали слишком громко.
— Мы забыли про малыша, — сказал один из них.
Они пристроили ребенка между рук Гертруды.
Я заметил, что его глаза, уже затронутые разложением, казались пустыми пузырьками. Из них вытекала красноватая жидкость.
Я услышал, как один рабочий шепнул товарищу:
— Эй, глянь сюда! Это же создающая чудовищ!
Немного удивившись, я пробормотал:
— Смотри-ка, вот, значит, в чем дело!
Молотки продолжали выстукивать дьявольский танец марионеток.
Из семи бутылок арманьяка опустели уже шесть!
На улице по-прежнему лил дождь. За окном сгустилась темнота. Стекла оставались прозрачными, их хорошо протерли воском.
Какие замечательные парни — веселые, разговорчивые…
Один из них сложил песенку, соответствующую обстановке, и мы принялись горланить ее хором:
Стук, стук, стук, говорит молоток! Ох-ох-ох, молоток! И бутылка рома!
— Чтобы не заснуть, — сказал я, — нам нужно пить кофе, пока он горячий…
Отличный кофе, поставленный на прикрученное пламя примуса. Замечательный горячий кофе, приготовленный Гертрудой. Он всегда ждет меня на столе, когда я возвращаюсь из школы в четыре часа.
Я узнаю вкус этого кофе. Такой кофе может приготовить только Гертруда. Я растроган.
Кухня убрана, вся утварь расставлена по полкам.
Стук, стук, стук, говорит молоток! Ох-ох-ох, молоток! И бутылка рома!
Мы откупорили седьмую бутылку.
— Я вас принял за большое черное насекомое, — смущенно сообщил я.
Они вежливо успокоили меня, посоветовав не расстраиваться из-за подобной ерунды.
— Встречаются, — сказал один из них, — весьма достойные насекомые…
Дождь снаружи продолжает упорно стучать по крыше. Он стучит, словно пальцы ребенка.
На верхнем этаже раздается страшный грохот, сотрясающий дом. Это гроб. Он мечется по комнате, словно тигр.
Он разносит в щепки мебель, будто превратился в античный таран. Шкафы разваливаются, зеркала со звоном кастаньет разлетаются брызгами стекла.
Мы бурно аплодируем каждому очередному удару.
Гроб скачет, как будто взбесившись; так может прыгать водолаз со свинцовыми подошвами, если у него ноги связаны вместе.
— Не беспокойтесь, этот гроб из хорошего дерева, он выдержит, — говорит один из парней.
— И, потом, мы его надежно заколотили, — добавляет второй.
Стук, стук, стук!..
На столе стоит последняя бутылка.
Конец первой части[64]
Я раз десять вносил задаток за место на каком-нибудь трансатлантическом пароходе, направлявшемся то в Индокитай, то в Рио, то еще куда-нибудь.
Испанский или голландский сотрудник пароходной компании ставил красным карандашом большую галочку на лежащем перед ним плане, объясняя мне с улыбкой фокусника, что это моя каюта.
Но я так и не тронулся с места. Я вовремя понял, что мир кажется большим только если смотреть из Европы. Стоит пересечь Атлантику или оказаться в Коломбо, как мир съеживается и начинает душить вас, словно превратившись в пыльный чердак.
Сегодня утром я проснулся из-за уличного шума на площади Республики.
Париж дохнул мне в лицо своим воздухом, насыщенным запахом бензина. Ах, запах каждой столицы мира всегда sui generis[65], что позволяет мне думать, что каждый город является самостоятельным живым организмом, состоящим из множества сложных клеток, таких, как у человека. Или же города состоят из отдельных существ, подобных термитам. Это трусливые спруты, жадно присосавшиеся к коже Земли.
