Топос и хронос бессознательного: новые открытия - страница 62

Шрифт
Интервал

стр.

Но автор уже знает, что ничего, ничего не поможет!

Пойдем и дальше по авторским подсказкам – абсолютному балансу:

«Он отодвинул от себя ботвинью, спросил черного кофе и стал курить и напряженно думать: что же теперь делать ему, как избавиться от этой внезапной, неожиданной любви? Но избавиться – он это чувствовал слишком живо – было невозможно». Код 3+4,2 – попал как в капкан в «нездешнее» пространство, где была такая любовь, которая убила (обессмыслила) всю его прошлую жизнь, – роковое место.

«Потом, томясь мучительной завистью ко всем этим неизвестным ему, не страдающим людям, стал напряженно смотреть вдоль улицы.

– Куда идти? Что делать?». Код 1+4,2 среднего и нижнего регистра – «приемка, перебор, отсев»: бессмысленная попытка принятия мира заново. Как, вернувшись из Рая, приспособиться к обыденности?

А здесь нет авторской подсказки читателю абсолютным балансом – все дано автором в тексте: «Вдали улица поднималась, горбилась и упиралась в безоблачный, сероватый, с отблеском небосклон. В этом было что-то южное, напоминающее Севастополь, Керчь… Анапу. Это было особенно нестерпимо». Код 1,2 – странного нижнего регистра: ибо Рай здесь вдруг виден, сквозит из условной Анапы, ее города, – но именно это-то непереносимо больно, т. к. навсегда утеряно. Удар – переход в 4 поле: невозможность существования.

«Темная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь в реке, еще кое-где светившейся дрожащей рябью вдали под ней, под этой зарей, и плыли и плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг.

Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет».

Код опять 1,2 – за пребывание в Раю он заплатил десять лет. А Рай – как свет зари – уплывает окончательно. И опять «удар»: 4 поле – это и все проявления телесности, в том числе старение.

Разнообразие кодов АУМ при единообразии абсолютного баланса, предупреждающего о будущих пертурбациях, сменяемого ударами. Автор строго дозирует приемы обогащения, в сущности, противоположные: предупреждение о грядущем (абсолютным балансом) и неожиданным ударом из-за угла.

§ 3. Манипуляции: змей Уроборос

Мы уже выше писали о разножанровой советской пропаганде; добавим еще факты.

Первое, что бросается в глаза при анализе традиционных («настоящих») пословиц и советских – практически полное отсутствие иносказания, метафоры в последних. По сути, это лозунги, а не пословицы? Однако и советские, и традиционные пословицы и поговорки в отличие от лозунгов описывают желаемую реальность, как уже состоявшуюся, действительную (если, конечно, речь идет об идеальной реальности, Прави, а не Нави, где «человек человеку волк»). Вероятностная модель реальности, Явь, встречается в пословицах реже, чем сугубо положительная или тотально негативная (см. таблицу № 9); впечатление, что это жанр больше вглядывается в противоположные реальности (нижний и верхний регистр), а не в реальную действительность, Явь, с разными сторонами, ракурсами, которые сосуществуют. (Словно, здесь недостаточно развита способность к децентрации: умение посмотреть на одно и то же явление с разных сторон.)

Пословицы, идеализирующие законы мира («Доброе слово железные ворота отопрет», «На ловца и зверь бежит», «В здоровом теле – здоровый дух» и т. п.) по функции внушения близки аффирмациям и настроям Сытина.

Опишем корреляции разных видов пословиц между собой относительно регистров.

По соотношению Яви и остальных реальностей советские пословицы не отличаются от народных, а по сравнению с традиционными в целом они еще реже описывают Явь. Заимствованные пословицы не так редко апеллируют к вероятностно модели (Яви), чем народные или все остальные (народные и советские).

К Нави, т. е. нижнему регистру, народные пословицы обращаются еще чаще, чем советские, а заимствованные пословицы, напротив, чаще обращаются к среднему или высшему регистру (Яви и Прави). В целом традиционные пословицы чаще обращены к Нави, а советские – к другим регистрам. Но если анализировать Навь более дифференцированно (отдельно негативную модель с насилием и извращенную модель-инверсию с ложью), то советские пословицы чаще описывают инверсию, созданную коммунистической пропагандой («Была жизнь темная да слезная, стала – светлая, колхозная», «Красна песня складом, Советский Союз – ладом» и т. п.), а народные (или все традиционные в совокупности) чаще, наоборот, негативную модель с насилием; при этом народные пословицы еще реже описывают извращенный мир («Не обманешь – не продашь» и пр.), чем заимствованные. Но по сравнению с советскими и народными в совокупности, заимствованные пословицы все же еще реже презентуют ложную модель мира.


стр.

Похожие книги