По отношению к идеальному миру советские пословицы не отличаются формально от традиционных; однако «рай» (цель, к которой должно стремиться человечество) ими понимается несколько по-разному: идеологизированное «Советский народ тверже каменных пород» – против общечеловеческих норм «В тесноте, да не в обиде», «Самое темное время – перед рассветом» и пр. Советские, а также заимствованные пословицы, по сравнению с народными, не так редко описывают высший регистр, Правь (равно как и заимствованные пословицы по сравнению с остальными).
В советских пословицах и поговорках, по сравнению с традиционными, нет так редко есть «ментал», а не «реал», расширение, баланс, но одинаковое использование удара; они стараются избегать ареала четверки, хотя даже советские лозунги ее использовали чаще прочих полей (возможно, поэтому мертворожденные пословицы исчезли еще быстрее лозунгов?).
Но, в свою очередь, советские лозунги уступали прародителю – «Окнам РОСТа» В.В. Маяковского, где «реал» (3 и 4 поля) использовался еще чаще. По этому критерию лозунги не отличались от более поздней рекламы. Живость классика так и осталась непревзойденной? «Путь твой будет гладок и чист, / если на месте стоит чекист» (В. Маяковский «Новый год». «Окна РОСТа»).
Зато общая группа советской пропаганды и наглядной агитации (пословицы и лозунги) «поборола» бойкую на первый взгляд рекламу 1990-х годов по частоте использования ареала тройки (рекламу уже опередили мемы – но в области ареала четверки). Про сравнение рекламы настоящей и рекламы «от Пелевина», мы уже ранее писали: и там она проиграла в живости. А, вот, с модным пост-фольклорным жанром «пирожок» реклама, по ареалу тройки, шла наравне, хотя была более дидактичной (манипулятивной?): не так редко использовала ареал единицы.
Но другие малые шуточные жанры городского пост-фольклора (двустишия, садистские стишки и нескладушки, имеющие однотипный рейтинг ареалов: впереди 4, потом 3, 2, 1 – в отличие от жанра «пирожок», где порядок следования 4, 3, 1, 2) совместными усилиями отстояли честь мундира в области ареала тройки, оставив рекламу позади.
Змей-манипулятор Уроборос выплюнул из пасти свой хвост; искусство опять вырвалось вперед. И это хорошо, потому что указанные новейшие жанры еще реже используют ареал единицы: скучно им быть «педагогами-манипуляторами» для бессознательного своих читателей-слушателей – несовременно это как-то, неинтеллигентно.
Интересно, что и слоганы В. Пелевина, и настоящая реклама, и советские пословицы вместе с лозунгами, равно как мемы в отличие от, например, «Окон РОСТа» В. Маяковского попали по частоте применения приема удар в группу «задиристых» (кроме них там пропагандистский роман «Мать» М. Горького, панегирик внешне, но проклятие по внутреннему содержанию мандельштамовская «Ода» [Чернов], книга-самооправдание ««Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?» Л. Троцкого, настрои Г. Сытина, слабые стихи для детей, имитирующие или использующие формат небылиц, а также детские садистские стишки, статьи консервативных политических аналитиков и роман «Красный смех» Л. Андреева).
Что объединяет эту, на первый взгляд, разношерстную группу? Возможный ответ: манипуляция читателем. Относительно рекламно-пропагандистских жанров, мемов «черной педагогики» и псевдо-панегирика это довольно очевидно. А замечательный роман Л. Андреева?
Там рассказчики (их два, они меняются) долго успешно убеждают читателя, что почти нормальны, рефлексивны, коль еще способны реально оценивать свои убывающие когнитивные способности, а безумна-то окружающая среда. Как только читатель убеждается, что это неправда: говорящий окончательно сошел с ума, рассказчик меняется – и всё начинается по новой. Когда безумие второго рассказчика становится очевидным, и рушится вера читателя в то, что проблемы с психикой этого рассказчика решаемы, что болезненные феномены обратимы, и безумие может-таки отступить, роман заканчивается.
Блестящая литературная «манипуляция», текст «двойственной литературы», о которой мы поговорим во II части книги.
